Валерий Осипов - Разрушение храма

еще в Софии, и еще совсем раньше, в Москве, где они целых два дня никак не могли улететь из Внукова, Курганов понял, что он совершил ошибку, что он не должен был брать жену с собой в эту поездку.

Да, да, еще в Москве, во Внукове, в зале ожидания «Интуриста», работники которого никак не могли найти одного чемодана из огромного багажа прибывшего по высшему туристическому классу из Парижа господина Дезанги, и уже весь могущественный аппарат «Интуриста» на всем протяжении от Парижа до Москвы был поднят на ноги, а проклятый чемодан, тринадцатый по счету, все не находился, и Курганов почему-то никак не мог удержаться от смеха, глядя на сердитого красноглазого господина Дезанти с трубкой во рту, державшего на руках такую же красноглазую косматую болонку (а болонка какая по счету? — так и подмывало спросить Курганова), а в это время она, его жена, сказала, что нельзя смеяться над попавшим в неудобное положение человеком, это неприлично,—

еще в Москве, во Внукове, в зале ожидания «Интуриста», в который как-то незаметно, бочком, пробрался одуревший от многодневного ожидания своего самолета пассажир внутреннего рейса в сапогах, сел в кресло и вдруг так захрапел, что болонка на руках у Дезанти испуганно залаяла, а два молодых парня в форме «Интуриста», похожие на английских лордов и расточавшие до этого сахарные улыбки мрачному Дезанти, так дружно кинулись к внутреннему пассажиру в сапогах и так лихо выволокли его в общий зал, что Курганов не выдержал и захохотал, а она, его жена, снова сделала ему замечание — нельзя, мол, гак громко смеяться над людьми, попавшими в неудобное положение,—

еще в Москве Курганов понял, что он, кажется, совершил ошибку, что нет — он не должен был брать с собой ее, свою жену, в эту поездку.

Да, уже в Москве, и на следующий день в Софии, и еще через день в Афинах, а уж тем более в самолете, в воздухе, когда привезли наконец из Амстердама долгожданный новый мотор вместо сломавшегося старого, и сверхэлегантный голландский лайнер компании КЛМ уже летел над Средиземным морем, держа курс на Бейрут, а она вдруг взяла и пересела от него, от Курганова, от своего мужа, к Нему, к руководителю их группы, — именно в ту минуту, в воздухе, Курганов окончательно понял, что он совершенно напрасно взял ее с собой в эту поездку, из которой хотел привезти свою вторую книгу, что он, кажется, совершил очень большую ошибку, взяв ее с собой в эту поездку, что он ни в коем случае, ни под каким видом, ни под каким соусом не должен был брать ее, свою собственную жену, в эту поездку, —

но было уже поздно — внизу, посреди ослепительной голубизны Средиземного моря, уже уплывали назад желтые греческие острова.

Да, поздно уже было думать обо всем этом, потому что всего через полчаса самолет голландской компании КЛМ должен был приземлиться в конечном пункте своего назначения — в столице государства Ливан городе Бейруте.

Бейрут — белый город у синего моря, розовые набережные в грустных ресницах фиолетовых пальм, кипение страстей на перекрестках, сверкание автомобилей, разноголосица гудков и сигналов, шоколадные лица прохожих, витрины магазинов, похожие на жизнь в раю…

Бейрут — ты город моего позора, город моего несчастья, город моей беды. Здесь на твоих площадях и улицах, я, Олег Курганов, впервые узнал горечь измены. Здесь, на твоих тротуарах и мостовых, разбилась вдребезги моя жизнь, рассыпались мелкими осколками все мои двадцать семь лет, и та — единственная, любимая, неповторимая (жена, сверстница, однокурсница, друг, товарищ по университету), о которой до этого ни разу и думать-то нехорошо не приходилось, вдруг зашла мне за спину и ударила сзади по голове чем-то тупым и тяжелым.

Как я только выдержал тогда все это? Как я мог спокойно смотреть на Него, сидевшего каждый день за завтраком напротив меня рядом с ней?

Как я мог спокойно смотреть на Него, сидевшего каждый день за обедом напротив меня рядом с ней?

Как я мог спокойно смотреть на Него, сидевшего каждый день за ужином напротив меня рядом с ней?

Почему я ни разу не опрокинул стол, за которым Он сидел рядом с ней?

Бейрут — пестрый город у теплого моря, минареты и готика, крики муэдзинов и раскаты католических органов, и как шевелились флаги в аэропорту от теплого ветра под рев огромных восьмимоторных самолетов. А цилиндры и шляпы сразу смешались с бело-зелеными чалмами, и как встречали моего соседа по креслам четыре жены и куча детей, а на стоянке такси бродил между машинами беспризорный ослик, и усатые таксисты в красных фесках сердито сигналили, когда он нюхал прикрепленные снаружи счетчики, и ослик обиженно отходил в сторону и, глядя на огромное, сплошь из стекла и бетона, здание международного аэровокзала Хальде, печально вздыхал.

Бейрут — жемчужина Востока в медной оправе Запада, смесь Востока и Запада, коктейль Востока и Запада, ворота Запада на Восток, — серые громады банков и лавки менял, похожие на раковины (месье, вуле ву шанже вотр аржан), месье, не хотите ли вы, да благословит вас аллах, разменять у меня все равно какие деньги — рубли, доллары, фунты, франки, тугрики, а рядом с вами уже раскладывает на тротуаре плитки шоколада уличный торговец, вы переступаете через них, а он забегает вперед и швыряет под ноги горсти конфет, и в глазах у него только одно слово, только одна просьба — купите, купите, купите…

Бейрут — чехарда языков и наречий, мусульмане, католики, язычники, огнепоклонники, вы идете по улице мадам Кюри, вас хватают за руку, втаскивают в магазин, сажают в кресло, наливают кока-колу, вставляют в рот сигару, разувают, сбрасывают на пол десятки новых коробок с ботинками — вы и слова сказать не успели, а вас уже подталкивают к кассе в ваших новых ботинках…

Бейрут — хоровод предметов и лиц, чертополох страстей и желаний, водоворот вещей и товаров, горные потоки автомашин — «ситроены», «форды», «плимуты», «крейслеры», «фиаты», «кадиллаки», «хорхи», «мерседесы», а полицейские в пробковых шлемах спасаются от них на высоких бетонных помостах, и вместо светофоров на каждом углу огромная грифельная доска и на ней надпись мелом: сегодня на этом перекрестке уже произошло двенадцать аварий, уже убит один человек, уже ранено шестнадцать…

Бейрут — мельница веселья, карусель развлечений, жернова удовольствий, — для начала одно виски в баре «Лорде», потом один джин в «Эксцельсиоре», бросим две мелкие монетки в игральный автомат в отеле «Палмбич», и скорее в «Кит-Кат» — лучшее кабаре в мире, где все ваши мрачные мысли развеет своим балетным искусством несравненная мадам Маргарет, а там уже и ночь недалеко, а ночью в Бейруте…

А ночью в Бейруте есть чем утешиться. Ночной клуб «Капитоль», скажем, вас устроит? Там вашего прихода уже давно ждут мадам Розита, мадам Джулия и мадемуазель Сильвия Гарлей — активистки движения «долой стыд». А в «Золотом Риме» уже приплясывает от нетерпения в ожидании вас знаменитая Никла ди Брюно — самый большой бюст (из пока известных) на берегах Средиземного моря. А в «Лоло» уже все глаза проглядела, высматривая вас, франко-англо-итало-германо-ливано-американская звезда Эвелин Дороти — самые длинные ноги (из пока известных) на берегах Средиземного моря.