Валерий Осипов - Разрушение храма

Он снова вернулся за свой стол.

— Ну, как программка? Поинтереснее, чем считать яйца, которые дед Пахом украл на птицеферме, а?

Курганов, задумавшись, молчал.

Так жизнь Олега Курганова поднялась на новую, качественно более высокую ступень, на которой его спортивное прошлое (боксерское детство, легкоатлетическая юность и баскетбольное отрочество) не противоречило и не мешало его профессии, а, наоборот, очень во многом помогало ей.

Спортивная выносливость Курганова действительно делала его практически неуязвимым для усталости, утомленности, дальних поездок, напряженных перелетов и вообще всех прочих тяжестей кочевой журналистской жизни. (В любой поездке — на севере ли, на юге, в городе, в деревне — Курганов, по заведенной с четырнадцати лет привычке, начинал день с часовой зарядки-разминки: боксировал с тенью, метал камни, делал по тысяче приседаний и наклонов, «качал» брюшной пресс, растягивал стальной эспандер, который повсюду возил с собой, а заканчивал утро всегда кроссом и потом обязательно лез под ледяной душ или просто обливался из ведра около колодца.)

Все это позволило Курганову в первый же год работы в молодежной газете установить абсолютный рекорд по количеству проведенных в командировках дней — из 365 дней он находился в Москве, в редакции только сто двадцать один день (то есть не более десяти дней в месяц), а остальные 244 дня были проведены в вагонах поездов, в кабинах самолетов, в седле, в лодках, на плотах, в гостиницах, в палатках, в горах, степях, лесах, лесостепях, тундре, тайге, в альпинистских отрядах, в геологических экспедициях, на полярных станциях.

Курганов опускался в батискафе на дно Черного моря, пересекал на нартах Большеземельскую тундру, охотился с чукчами на моржей, облазил все Курильские острова, сидел на краю кратера вулкана на Камчатке, стоял в дозоре с пограничниками, ловил с рыбаками селедку в Баренцевом море, искал остатки Тунгусского метеорита, бродил с геологами по Таймыру, добывал золото в шахтах Забайкалья, жил в первых целинных совхозах, зимовал на станции «Северный полюс».

И обо всем этом писалось быстро, легко, интересно. (Курганов, кроме стадионов, манежей и спортивных залов, действительно не так уж много и повидал-то за свои двадцать четыре года, до поступления в молодежную газету, и поэтому с настоящим интересом для самого себя ездил по стране и писал обо всем впервые увиденном остро и увлекательно, вкладывая в свои очерки и корреспонденции все те чувства и страсти, которые раньше расходовались на стихи.)

Иногда Курганова как специалиста просили написать о каких-нибудь крупных спортивных соревнованиях, и в таких случаях подпись его под отчетом об этих соревнованиях выглядела так: «О. Курганов, мастер спорта». И сразу же после этого в редакцию начинали поступать многочисленные письма, в которых читатели настойчиво спрашивали: а какой это Курганов, мастер спорта, — уж не тот ли, который так поэтично описал свое путешествие по Курильским островам? И, получив положительный ответ, слали новые письма с требованиями послать мастера спорта Олега Курганова в новые, еще более интересные, опасные и рискованные поездки и путешествия, выражая при этом надежду, что спортивная подготовленность товарища Курганова позволит ему преодолеть любые трудности, а читателям, безусловно, будет интересно узнать — как он это сделал.

В этом смысле предвидение главного редактора о соединении качеств поэта и атлета и об извлечении из этого соединения максимальной пользы для газеты оправдалось почти полностью. Сам же Курганов со временем все сильнее и сильнее чувствовал, что благодаря этому слиянию в его отношении к жизни и людям появился принципиально иной, более трезвый и рациональный подход.

Весь 1955 год прошел под знаком дальних странствий и путевых приключений (например, вдвоем на лодке по всему Енисею, от Шушенского до Игарки). Вспомнив о своем давнем увлечении авиацией, Курганов «пробился» к руководству ВВС и получил разрешение на участие в сверхвысотном экспериментальном полете на новой технике (на медкомиссии все показатели у него — кроме зрения, естественно, — оказались даже лучше, чем у пилота, с которым он должен был лететь).

Подготовка к полету и тренировки (барокамера, центрифуга и несколько прыжков с парашютом) заняли около двух недель. В ночь перед стартом, когда Курганов вместе с летчиком блаженно спал на далеком степном аэродроме, из Министерства обороны пришла телеграмма, запрещающая участие журналиста в экспериментальном полете. Курганов бросился утром к телефонам, — в Москве был слишком ранний час, и в оставшееся до взлета время никому из высокого начальства дозвониться не удалось.

Взбешенный неудачей Курганов (с авиацией ему просто фатально не везло) готов был теперь на любое приключение в воздухе, хоть на метле лететь. Случай «подбросил» более простой вариант — готовился рейс на аэростате на побитие мирового рекорда полета в открытой гондоле. Узнав об этом, Курганов ринулся вместе с главным редактором по инстанциям и в результате был зачислен в состав экипажа. (Главного редактора Олег, на случай какого-либо неожиданного запрещения, не отпускал от себя до самого взлета, но никакого запрещения не последовало.)

Этот многодневный полет в открытой гондоле надо всей страной и репортажи с борта аэростата были, пожалуй, вершиной (до поездки в Якутию на алмазные месторождения) созданного Олегом Кургановым газетного «жанра» (поэт плюс атлет). Стартовав под Москвой, на станции Долгопрудная, летательный аппарат несколько суток «дрейфовал» над Поволжьем, переходя от одной «розы ветров» к другой, перебрался через Урал и пошел было через Западно-Сибирскую низменность к Саянам, но вдруг неожиданное вторжение масс холодного воздуха понесло его на юго-запад, и, под угрозой падения в Аральское море, экипаж вынужден был приземлиться в районе города Нукус, столицы Кара-Калпакской Автономной Республики. До побития мирового рекорда не хватило нескольких часов, но Олег ни одной секунды не жалел об этом. Дни, проведенные в открытой гондоле в небе, на высоте от четырех до шести тысяч метров, с лихвой окупили все авиационные неудачи Курганова. Такого подъема духа, такого восторженного состояния, такого возвышенного и просветленного вдохновения, какое испытал и пережил он в небе Поволжья, Сибири и Средней Азии во время своего тихого, бесшумного «ангельского» полета на высоте пяти и шести километров, он и не испытывал и не переживал до этого ни разу в жизни.

Закаты сменялись рассветами, солнце «тонуло» на западе и тут же «всплывало» на востоке (на высоте шести тысяч метров смена дня и ночи происходила гораздо быстрее, чем на земле), шли дожди, падал снег, барабанил по оболочке аэростата град, кружили вокруг сферического баллона стаи диковинных птиц (подлетая совсем близко, садясь на стропы), жарко пекло близкое солнце (и тогда все трое членов экипажа, отстегнув парашюты, раздевались до трусов и маек, а ночью, прижавшись друг к другу на дне тесной гондолы, дрожали даже в меховых куртках), тихо проплывали внизу, кружась и покачиваясь, синие реки, голубые озера, зеленые леса, кремнистые горы и желтые пустыни… Олег как зачарованный сидел у края корзины на запасных аккумуляторах для рации и неподвижно смотрел вниз. Ему казалось, что судьба подарила ему уникальное приключение, что он действительно парит над землей, как грешный демон и безгрешный ангел одновременно, что дух его, освободившись наконец от тяжести плоти, постигает сейчас такие сокровенные тайны бытия, какие не дано постигнуть никому из живущих на земле людей, и поэтому он, Олег Курганов, обязан сделать сейчас, отсюда, с этой божественной и безмолвной высоты, самые главные выводы о красоте и неповторимости родной земли, о ценности и неповторимости жизни людей на этой земле.