Валерий Осипов - Разрушение храма

Все было уже на столе. Люся принесла кофе и, кивнув, ушла в другой конец зала, к новым посетителям.

«А не рано ли я прощание с Риммой устроил? — вдруг подумал Курганов. — Собственно говоря, что произошло? Ведь это же не она, а сестра ее сказала, чтобы я больше не звонил. От нее-то я пока не слышал ничего такого, что заканчивало бы наши отношения… Какие отношения? Выдумал себе любовь с первого взгляда. Тебе нужно было сбросить с себя этот разбивший тебя в Бейруте паралич… Да нет же! Нет, нет, и еще раз нет!.. Она нравилась мне, эта Римма! Я же почти любил ее!.. Почему все кончилось так неожиданно, так быстро? Может быть… Нет, все, точка. С Риммой все кончено. Этот разговор с Люсей о фестивале вернул меня на землю, выстроил между мной и Риммой забор. Нужно уезжать из Ленинграда. В Москве куча дел, и о новом сценарии теперь надо думать…»

Он вдруг увидел себя как бы со стороны, сидящим на вокзале, в буфете, коротающим время до отхода поезда… Бежишь, Курганов? Испугался препятствий?.. А может быть, ты счастье свое здесь оставляешь?.. Ведь эго же она, Римма, там, на юге, в горах, подняла тебя на небо. Ведь это же она растворила тебя там в своей женской щедрости без остатка. Ведь это же за ней рванул ты вчера на самолете из Сочи. Ведь это же ради нее пошел ты на эту авантюру с «Ленфильмом»… Нет, рано прощаться! Надо найти ее. Поехать к ней домой, взглянуть в глаза, спросить — в чем дело? Почему, почему? Ведь нельзя же так просто терять людей на каждом шагу…

Курганов посмотрел вокруг себя. Люся стояла неподалеку. Олег поднял руку. Люся поняла, подошла.

— Люся, не в службу, а в дружбу.

— Может, все же закусите чего-нибудь?

— Ладно. Только чего-нибудь полегче.

— Ассорти есть рыбное очень хорошее. И масла сливочного порцию, а?

— Давайте.

Ефимов, принесший по команде Люси ассорти с маслом, посмотрел на Курганова очень серьезно, с уважением. Буфетчица, отпустив Ефимова, остальные операции с другими официантами совершала уже чисто механически, не сводя глаз с кургановского столика.

«Может быть, я нарочно делаю все это, — подумал Курганов, — чтобы не идти к ней?»

«Да нет же, все не так. Я уже простился с ней… Она знала, как я прилетел сюда. И утром даже не вышла из дому. И в половине пятого ее не было около телефона. Значит, все. Ничего уже нельзя изменить. И никто не вернет мне моих мыслей о ней. И моего настроения из-за нее в пять часов, когда я прощался с ней… А сижу я здесь для того, чтобы не заплакать, чтобы забыть ее, отгородиться от нее… Прощай».

Он подцепил вилкой шпротину, намазал масло на хлеб. Потом поискал глазами Ефимова, сделал знак и, когда официант подошел, расплатился.

Подошла Люся.

— Ну как, все нормально?

— Полный порядок, — ответил Курганов. — Спасибо за прием.

— Заходите еще, — улыбнулась Люся. — Если будет плохое настроение. А хорошее будет, тоже заходите.

— Всегда будем ждать, — добавил Ефимов.

Курганов махнул рукой и пошел к выходу.

— Сильный мужик, — услышал он за спиной голос Ефимова. — Прямо русский богатырь.

— Спортсмен, — ответила Люся. — Чемпион и рекордсмен.

«А все-таки очень много они тут все обо мне знают, — подумал Курганов, — И с киностудии парень, и Люся. Даже странно».

На первом этаже швейцар, открывая дверь, спросил:

— В такси не нуждаетесь?

— Нуждаюсь, — сказал Курганов.

Швейцар выскочил на тротуар, замахал руками. «Европа, — подумал Курганов, глядя на швейцара. — Санкт-Питербурх».

Почти сразу же к тротуару подкатил зеленый глазок.

— Куда поедем? — спросил шофер, как только Курганов сел рядом с ним.

«Куда поедем?» — повторил про себя Курганов.

И вдруг больше всего на свете ему захотелось увидеть из окна своего номера огромную желтую луковицу собора. Увидеть целой и невредимой.

— Гостиница «Астория», — четко выговаривая каждый слог, сказал Курганов. — Гостиница «Астория», четвертый этаж.

Шофер скосился на него.

— Четвертый этаж? — переспросил он настороженно. — Боитесь — своим ходом не доберетесь?

— Я, дорогой товарищ, давно уже никого и ничего не боюсь.

— А зачем же тогда этаж заказываете?

— На всякий случай. Для профилактики.

Впрочем, все обошлось вполне благополучно. Через несколько минут такси остановилось около «Астории». Олег щедро расплатился с водителем и хотел было уже выходить, но вопрос шофера заставил его задержаться в машине.

— Значит, никого и ничего не боитесь? — спросил таксист, пряча деньги в бумажник.

— Абсолютно, — подтвердил Курганов.

— Здоровье вам позволяет.

— Не жалуюсь.

— Спортом, наверное, занимались?

— Было дело.

— Ну, тогда чего ж бояться.

— А я никого и не боюсь. Кроме женщин.

— Вот это верно! — радостно подхватил таксист. — Женщины надо опасаться! Особенно если дети от нее есть.

— Дети тут ни при чем, — махнул рукой Курганов. — Женщина и без детей, сама по себе есть главная загадка природы, до сих пор еще не разгаданная человечеством. Человечество знает все: и как надо жить в коллективе, и как на необитаемом острове… И только одного не знает человечество — как надо жить вдвоем… Как надо жить вдвоем с бабой, чтобы угадать ее поведение хотя бы на сутки вперед. Вот чего до сих пор не знает человечество.

— Это точно, — вздохнув, согласился таксист. — Баба — враг человечества номер один. Я сам по двум исполнительным листам пятьдесят процентов зарплаты на алименты плачу. Чего уж там говорить.

Курганов, выражая водителю соболезнование по поводу его тяжелого материального положения, пожал ему руку и отправился к себе на четвертый этаж.

Войдя в номер, Курганов подошел к окну и несколько минут стоял, прижавшись лбом к холодному стеклу. Освещенный снизу прожекторами, купол Исаакия был похож на космический яйцевидный корабль из романа Алексея Толстого «Аэлита», стартовавший когда-то на Марс отсюда, из Ленинграда, из какого-то Двора, расположенного, наверное, совсем неподалеку от гостиницы.

«А ты хотел бы сейчас улететь на Марс? — неожиданно подумал Курганов и тут же ответил: — Да, хотел бы. Тогда, в Ливане, еще не хотел, а сейчас хочу. Лететь в черном мраке мирозданья, не зная никаких мелочей жизни, весь подчиненный одной огромной и великой цели — лететь только вперед».

Он придвинул к окну кресло с высокой спинкой, грузно сел. Зачем мне все это, устало подумал Курганов, вся эта бродячая самолетная жизнь с перелетами, аэродромами, гостиницами, ресторанами, чужими городами? Почему я так живу? Какой ветер гонит меня по земле? Может быть, кто-то проклял меня? Кто? Бог, черт, змей, дьявол, человек? Когда, где, за какие грехи? Почему я так долго не могу успокоиться после этого проклятого Ливана? Почему я все время куда-то езжу, плыву, летаю? И как я вообще оказался здесь? Как попал в этот город? Почему вдруг потащился за какой-то чужой и совершенно незнакомой женщиной? Зачем связался с «Ленфильмом»? Разве можно из-за женщины так резко менять свою жизнь? Разве можно вообще женщину делать целью своей жизни?