Валерий Осипов - Разрушение храма

…Бейрут возник внизу внезапно, как нереальная кинодекорация. Мелькнула Парижская набережная, авеню Жоржа Пико, улица мадам Кюри, Алжирская улица, Верденская, дворец ЮНЕСКО, бульвар Баста. Я делаю круг над городом, подумал Курганов, как самолет «Эр Франс»… Вот и Пляс-де-Канон — площадь Пушек и «Режант-отель» — отель для значительных лиц, где мы жили с ней в двухместном номере, на третьем этаже, вон в том окне, а в Афинах номер был на втором этаже и со скошенным потолком…

А вот и посольство, где мы встречали Новый год на зеленой лужайке под пальмами, где она всю ночь танцевала только с Ним, а я в четыре часа утра первого января пошел купаться на городской пляж (опять на городской), упал в Средиземное море и отчаянным баттерфляем поплыл назад, домой…

А вот по этой дороге за несколько дней до Нового года, перевалив через горы Антиливана, мы ехали на туристском автобусе в город Баальбек — опять смотреть развалины какого-то древнегреческого храма, и я долго стоял перед единственно уцелевшим пролетом из шести огромных колонн, еще более высоких и массивных, чем колонны Парфенона (здешний храм был гораздо старше и больше по размерам, чем афинский, — так нам сказал экскурсовод), и, томимый невеселыми предчувствиями, думал о том, что, может быть, этот баальбекский храм никогда и не разрушался, потому что его никто и не собирался строить, — вернее, его не достроили, поставили еле-еле вот эти шесть гигантских колонн и выдохлись, бросили строительство, а потом целых двадцать веков выдавали этот недостроенный храм за разрушенный, привозя сюда всяких праздных и глупых туристов, вроде нас.

…Баальбек исчез. Снеговые вершины Антиливанских гор уплыли за горизонт. Дорога вела в Сирию, в Дамаск.

«Эта ли дорога? — следил Курганов сверху за пыльным шоссе. — Да, да, эта самая. Вот здесь мы пересекли ночью сирийскую границу, подарив предварительно бутылку московской водки ливанскому пограничному офицеру. «О, бакшиш! — радостно закричал офицер, увидев бутылку. — Виски а-ля рюсс! О-ля-ля! Смирнофф!» — и сам побежал поднимать полосатый шлагбаум, и через пару часов мы уже были в Дамаске».

…Плоские белые крыши домов, иглы минаретов, круглая въездная площадь, голубая нитка полноводной речушки Бараты, бульвар Шикри Куатли, мечеть султана Селина, паутина улиц старого города (опять я делаю круг над городом, подумал Курганов, круг над своим прошлым), мечеть Омейядов, Багдадский бульвар, и вот он — отель «Омейяд», в котором она впервые сказала, что они больше не муж и не жена.

Тогда, после этих слов, он сразу ушел из гостиницы, долго кружил по мусульманским кварталам, попадая все время в какие-то тупики, несколько раз к нему подходили какие-то подозрительные личности, закутанные в женские головные платки (женщин на улицах не было совершенно), но, взглянув в глаза Курганову, тут же отходили, и только через несколько часов, заглушив физической усталостью душевную боль, он остановился перед массивным многоэтажным зданием европейской архитектуры, решив сориентироваться и узнать — куда же он все-таки забрел.

«Банк Лионский кредит» — было написано на здании. Курганов сделал несколько шагов, поднял голову — «Банко ди Рома». Следующий дом — «Арабский банк». «Британский банк». «Банк Туниса и Алжира». «Объединенный банк африканской индустрии».

Он повернул за угол — Дамасская цитадель возвышалась над финансовым кварталом всего в нескольких шагах, как бы загораживая своими мрачными силуэтами золотые подвалы от всего остального города.

«Вот так надо хранить свои сокровища, — почему-то сказал сам себе тогда Курганов, глядя на стены цитадели. — За крепостными башнями, вблизи бойниц и амбразур».

А на следующее утро они уехали на север. Мелькали вдоль шоссе маленькие города — Небек, Хомс, Хама, — патрули проверяли на дорогах документы (на турецкой границе было неспокойно), и вечером того же дня они, вся группа, прибыли в Халеб, второй по величине город Сирии, и ночью в гостинице, которая тоже называлась «Омейяд» (от судьбы, видно, не уйдешь, подумал Курганов, узнав название отеля, не зря в Афинах комната была со скошенным потолком), их совместная четырехлетняя супружеская жизнь практически была закончена: в нетопленом номере (гостиница обогревалась дровами), стоя около холодной голландской печки, они наговорили друг другу такого, после чего люди вообще не могут спокойно смотреть друг на друга, а они, оставаясь формально мужем и женою, вынуждены были еще целую неделю спать вместе, в одной комнате, пока наконец в Париже она не получила от руководителя их группы отдельный номер, — да и то между номерами своего бывшего и будущего мужа.

Курганов летел над Сирией. Знакомые города проплывали внизу — Небек, Хомс, Хама. Словно гигантский ископаемый ящер возникло и исчезло огромное (тридцать метров в диаметре) деревянное колесо в Хаме, построенное еще римскими легионерами для поддержания уровня воды в водопроводе и используемое местными жителями с той же целью и поныне.

«Странно, — подумал Курганов, глядя на колесо сверху, — никому из местных жителей, очевидно, никогда и не приходила в голову мысль о том, чтобы сломать это колесо… А зачем? Вода идет по трубам без насоса так же, как и две тысячи лет назад, потребности жителей города в воде, наверное, не увеличились по сравнению с первым веком до нашей эры… Зачем же тогда ломать? Только потому, что оно старое? Но оно, по всей вероятности, было сработано руками какого-то очень искусного мастера (как и колоннада в Баальбеке, и Эрехтейон в Афинах). Сколько каменных сооружений за несравненно меньший срок истерлось в прах и навсегда исчезло с лица земли, а оно, деревянное, все стоит себе да стоит, работает, приносит пользу людям, — зачем же ломать его?»

…Город Халеб. Старинная крепость на холме. Как в Афинах. Все древние города, стоявшие на возвышенностях, сохранились. А те, что в долинах, — разрушены, засыпаны пеплом веков, забыты.

Курганов шел по улицам Халеба. Отель «Омейяд». Лестница на второй этаж… Скрипят половицы коридора. Знакомая дверь, № 124.

Курганов толкнул дверь — голландская печь стояла на том же месте, что и в ту ночь. И большая двуспальная кровать — тоже на том же месте.

Вот здесь, стоя вот около этого пятна на стене, он спросил ее:

— Это правда?

— Да, правда, — ответила она.

Не веря ни своим глазам, ни ушам, он смотрел на нее и видел, как кровь медленно уходит с ее лица, и от этого лицо становилось непривычно белым, чужим и неприятным.

— Что случилось? — тихо спросил он.

— Я полюбила другого человека, — громко сказала она.

— А ребенок?

— У ребенка будет другой отец.

…Курганов вышел на улицу. В тот раз их маршрут лежал из Халеба в Латакию и потом, по берегу моря, — в Триполи и в Бейрут. Повторить эту дорогу? Ведь ему ничего не стоит взлететь над Халебом и, сделав круг над крепостью на холме, устремиться к морю. Он может сейчас все. Ему все доступно. Мир, не принадлежа ему, лежит у его ног.