Семён Шуртаков - Одолень-трава

Пароходик сделал один поворот, другой, и стройка совсем скрылась из глаз. Лесистые берега теперь кое-где подступили поближе. Только… только, как это понимать? Еще до перекрытия Ангары в газетах писалось, что полным ходом идет подготовка ложа будущего моря. Но тогда почему же эти леса — не какие-то отдельные деревья, а целые леса! — остались невырубленными?! А ведь уже начало затоплять, и, значит, они так и уйдут под воду? Как это объяснить? Как и чем оправдать?.. Впрочем, за оправданиями дело не станет, они всегда находятся. Надо думать, найдутся и на этот раз: когда, мол, большое дело делается, до всех мелочей руки не доходят. Тем более что в недалеком времени эти «мелочи» вода скроет…

А в этом месте, да и выше, много островов на Ангаре было. Может, сейчас как раз над ними проходим… Жалко живность всякую, какая на них была, птицы, те улетели, а зверье?.. На одном острове и вовсе люди жили. Большое селение: по-сибирски добротные дома с садами и огородами, клуб посреди села, школа на околице… А ведь и над этим островом тоже сейчас вода…

Не пойти ли в ресторан? Вон там, как раз у окна, и место свободное, видно будет не хуже, а поесть толком с самого утра не довелось…

Он прошел в ресторан, занимавший носовой салон пароходика, сел на запримеченное место.

Так… Значит, нас обслуживает бригада коммунистического труда. Великолепно! Выходит, этому плешивому дяде, моему соседу, девчонка не просто сто пятьдесят и бифштекс принесла — она еще и сделала это соответственно своему званию. Принесла не просто из дымной кухни, или, как это здесь называется, камбуза, а как бы из завтрашнего далека. Романтично!.. До чего же любим мы всякие громкие слова. Хлебом не корми! Продает девчушка носки и зубные щетки, но, оказывается, не просто продает, а еще и вместе с тем борется за звание ударника коммунистического труда. Дворник улицу метет, однако не думай, что он просто метлой машет — он тоже борется за звание… А ведь надо бы обращаться с этим словом поаккуратнее.

Итак, будем есть бифштекс, поджаренный по-ударному.

Бифштекс оказался почти вкусным. Правда, трудно сказать, кому тут надо было отдать должное — искусству повара или волчьему аппетиту Дементия.

Откуда-то со стороны послышалось:

— Да вон два классных места!

Загляделся на ангарские берега и не заметил, как лысый ушел (он еще раньше расплатился), а теперь, похоже, те два типа к моему столу прицеливаются.

— Свободно?

Ну что сказать, если и в самом деле свободно?! Да и обед у меня все равно к концу…

Тот, что спрашивал, неприятный какой-то. И не в том дело, что не красавец, — глаза у него какие-то пустые, рыбьи, будто он уже глядит на белый свет не меньше тыщи лет — все-то они видели, ничего для них не внове. Вон только разве по девчонке-официантке стрельнул — огоньки в них вроде затлели а на лбу что-то отразилось, словно бы мысль какая проблеснула.

— Ничего кадр! — это дружку своему.

Не больно глубоко копнул! Такие мысли скоро и электронный мозг робота выдавать будет.

Дружок, как теперь видно, совсем другое дело. Даже, пожалуй, симпатичный парнишка: рыластый такой, ушастый, открытый, глаза живые, любопытствующие. (Хорошо писать таких, прямо бы вот хоть сейчас начал.) Жаль, не он, а тот старшо́й — это-то сразу видно, — а парнишке — хочется не хочется — приходится подстраиваться.

— Ну, начнем с главного. — И в голосе-то у него чувствуется власть, превосходство, словно он лейтенант или уж, на худой конец, старшина, а дружок если и не рядовой, то не выше ефрейтора. — Полкило потянем?

— Как бы перебора не вышло, Жека, и трехсот хватит.

— Мужайся, Харя, что за малодушие! Ты же покоритель Ангары, ты же ударник, почти герой!.. Затверждено: полкило. А на закусочку попросим эту девочку омулька нарисовать… Лимончик ба!

— Лимончиком будешь закусывать в Москве. Потерпи, теперь недолго.

Ну, Жека — это понятно, должно, Женькой зовут. А Харя — это на что подумать — Харитон, что ли? И почему не знаю ни того, ни другого? Ну не то чтобы по имени-фамилии, а просто даже и видеть вроде не приходилось… Однако чему удивляться: на стройке нас не сорок человек, а сорок тысяч… Нет, уже не нас, а их.

Подошла официантка, и Жека не то чтобы оглядел, а прямо-таки ощупал ее своими рыбьими глазами — аж в краску девчонку вогнал.

А когда та ушла, обернулся к Дементию.

— Что, корешок, такой смурной? — спросил запросто, будто они были если и не друзья, так хорошие знакомые. — Давай присоединяйся. — И этаким купеческим жестом: смотри, мол, какая широкая натура! — булькнул в стакан.

Дементий не успел остановить руку парня и почел за лучшее промолчать.

— Для начала надо бы за что-то идейное, — продолжал разглагольствовать Жека. — Может, за плотину? Пусть она стоит мильён лет!

— И наши кубики в ней есть! — Харя вздохнул и разом погрустнел.

— Мы до своей отметки достроили, — словно бы утешил его дружок. — Мильён лет!

Пьет привычно, со смаком. Не то что Харя: тот храбрится — вот, мол, я какой ухарь! — а рожу кривит, будто касторку глотает, аж уши шевелятся.

— А ты что не пьешь? И без нас достроят. Пей, не журись.

Лапоть лаптем этот Харя, а смотри-ка, ровно бы мысли его прочитал!

— Он не о плотине — о девахе. — Жека тонко так, интеллигентно (это он думает, что тонко) улыбнулся, а на самом-то деле просто ухмыльнулся. — Видал, Харя, какая шмакодявочка его провожала?

— Девчонку, парень, оставь.

Сейчас ему по морде дать или немного погодя? Можно и сейчас, а только куда торопиться. Морду я ему все равно набью, так что можно и обождать. Послухаем трошки, о чем еще будут гутарить эти гарные хлопчики. Може, шо и интересное услышимо…

— Мой папахен тоже — это уж точно! — встретит меня далеко не с распростертыми…

Это говорит Харя. Только о чем они? Видно, что-то пропустил.

— Отсталый народ!.. Недопонимают.

Жека и закусывает как-то уж очень умело, профессионально; ты смотри, каким мудрым чередом у него все идет: омуль, лучок, огурчик, опять омуль.

— Никакого чутья, никакого понимания движений души молодого поколения. Темнота и невежество.

И языком успевает работать дай бог… Только о чем, о чем это они? Надо спросить…

— Это кто же отсталый народ?

— Предки наши, — Жека усмехнулся, а вышло — как хрюкнул. Интеллигент! — Время идет быстро, и они за ним не успевают.

— Это интересно!

«Вот так, правильно, — сам себя похвалил Дементий. — Не горячись. Успеется».

— Это очень интересно! И кто же, сели не секрет, твой отец?

— Ну, допустим, фрезеровщик. — Жека явно не понимал, с чего это вдруг Дементия заинтересовала биография его «предка».

— И на фронте он у тебя был? — продолжал ставить вопросы Дементий.

— Был и на фронте.