Дмитрий Кудис - Рубежи

Олеся молчала. Она стояла, как ему показалось, бесстрастная и скучающая, а может быть, его порыв вызвал у нее даже усмешку. Виктор резко освободил ее руку и произнес очень сухо:

— Я говорю так первый раз в жизни и, кажется, последний. Желаю удачи. До свидания! — и, круто повернувшись, пошел в темноту.

Он хотел бы остановиться, вернуться, но что-то толкало его все дальше, пока неожиданно не раздался где-то сзади мягкий голос Олеси:

— Витя, куда же вы?

Он сразу остановился, Олеся подошла.

— Не надо сейчас говорить об этом. Там, в Берлине…

— Так он же рядом!

— Все равно! Сейчас не надо.

На секунду девушка прижалась головой к его плечу, порывисто поцеловала в щеку и убежала.

Горячая волна счастья нахлынула так неожиданно, что Виктор чуть не захлебнулся в ней… Долго стоял он, глядя вслед Олесе, скоро скрывшейся в домике.

Рассвет застал Родионову в воздухе, на высоте трехсот метров над расположением вражеских войск. На этот раз с ней летела штурман Надя Чесных, строгая и смелая тридцатилетняя женщина.

Дочь и мужа, рабочего металлургического завода, она оставила в тылу и сама, в полном смысле этого слова, удрала на фронт. В своем родном городе работала в аэроклубе. Надя Чесных — первая в полку — получила орден Ленина за образцовое выполнение ответственного задания.

В 1942 году зимой, в качестве связной, она прилетела в партизанский отряд, но в течение двух недель не могла вылететь обратно из-за поломки лыж самолета на плохо укатанной полосе. Пока происходил ремонт лыж, Чесных несколько раз с автоматом в руках принимала участие в партизанских вылазках. В бою с немецкими карателями вражеская пуля ранила ее в плечо. Добравшись до партизанских землянок, она перевязала рану и на следующий день улетела. О ранении так никто и не узнал в отряде, и только у себя в полку она несколько дней пролежала в лазарете.

После выхода из лазарета ей запретили летать в качестве летчика и предложили ехать в тыл. Она категорически отказалась и перешла на работу штурмана.

Когда внизу показалось чистое поле, Родионова услышала голос Нади:

— Переходи на бреющий…

Они снизились до высоты двадцати метров и, прикрываясь складками местности, продолжали полет. На высоте лететь невозможно: от немецких истребителей днем «небесному тихоходу» не уйти.

Пролетая над мелким кустарником, Таня успела увидеть впереди колонну плохо замаскированных танков, и в ту же секунду мотор развил бешеные обороты. Она никогда не думала, что маленький звездообразный мотор может вдруг так оглушительно, с режущим металлическим звуком взреветь. «Раздробило снарядом винт», — пронеслось в голове. В кабине появился острый запах гари. Таня выключила зажигание. Без винта мотор неизбежно сгорит.

— В лес. Планируй в лес, Танюша, иначе найдут. — Тане голос подруги показался удивительно спокойным. В первую секунду она почувствовала, как будто вместе с винтом оборвалось что-то и у нее внутри; сердце заколотилось громко, тревожно.

Наступившая тишина была страшной. Лишенный тяги винта, самолет падал в лес. Колеса чиркнули по макушкам деревьев. Таня подобрала ручку управления. Еще несколько сот метров такого полета — и вот уже звук ломающихся сучьев и рвущейся обшивки самолета заставил ее втянуть голову в плечи и сжаться в кабине.

Один за другим последовали два удара. Тело рванулось на ремнях; стало больно. Таня слегка пошевелила ногами: целы. Судорожно отстегнув привязные ремни, она обернулась назад: Надя Чесных спокойно и неторопливо вылезала из кабины.

— Молодец, Танюша! Лучшего места для посадки и не найдешь. Это не лес, а ерунда какая-то. В наших лесах мы бы так легко не отделались.

Надя, казалось, была абсолютно спокойна. Тане было стыдно показать подруге свое волнение, и она постаралась сказать как можно равнодушней:

— Без мотора мы больше пяти километров протянуть не могли. Значит, немцы кругом.

— Знаю. И сколько пролетели, знаю. Смотри на карту. Крестики — это немцы, а вот крестик — мы. Нет, постой, там, где мы, поставим не крестик, а птичку. Вот так. Шесть с половиной километров.

— Надя… — голос у Тани слегка дрогнул. — Живыми нам попадаться к немцам нельзя.

— Ну, умереть мы когда-нибудь умрем, но только не в этой проклятой стране. Бери планшет.

Таня молча повиновалась.

— А теперь отойди в сторону.

— Что ты хочешь делать?

— Сейчас увидишь.

Таня поняла. Она видела, как Надя торопливо срезала несколько веток, открыла бензиновый бак, обмакнула их в бензин, затем чиркнула спичкой… Огонь быстро лизнул крылья и фюзеляж.

Они побежали на восток. Через несколько минут донесся звук взрыва, вздрогнула земля.

Этот звук острой болью отозвался в сердце Тани. Она остановилась и, как завороженная, посмотрела в сторону, где был горящий самолет, но Надя с силой дернула ее за рукав и потянула за собой.

— Не отставай. Будем следы заметать. Впереди есть речушка. Немцы могут искать нас с собаками.

Лес сменился мелким кустарником. Меховые куртки и тяжелая обувь мешали бежать. Было жарко. Таня в изнеможении опустилась на землю.

— Чуть посидим, Надя.

— Нельзя. Куртки в руки, а отдыхать на ходу.

Земля стала болотистой и сырой. Надя посмотрела на карту.

— Сейчас кончается лес…

Впервые в голосе подруги Таня услышала тревожную нотку.

— …А там поле с речушкой и несколько хуторов. Доберемся до них и подумаем. — Глянув на часы, Надя добавила: — Уже час в пути… Как быстро прошло время.

Скоро впереди открылось поле с невспаханной мокрой землей. Снега нет, но земля под ногами липкая и тяжелая. В стороне они увидели деревянный, с двумя остроконечными крышами дом с пристройками. Дом казался пустым.

— Теперь давай подумаем, что делать дальше. — Надя устало присела на пенек. Ее лицо по-прежнему было спокойным, но во взгляде чувствовалась тревожная озабоченность.

Таня готова была подчиниться любым решениям. К ней вернулась уверенность. Она уже не думала о том, что они обречены, но надо было искать выход. Фронт, по крайней мере, в тридцати километрах от этого места. Судя по карте, до линии фронта преимущественно поля с разбросанными хуторами и кое-где небольшие леса, в которых, конечно, маскируются немецкие части. Все же Таня сказала:

— Если в доме никого нет, просидим в нем до вечера, а там двинемся дальше. Видимо, немцам сейчас не до погони, иначе они были бы здесь.

Надя, подумав, ответила:

— У нас в пистолетах по восемь пуль. Это уже неплохо… на всякий случай. — И добавила: — Решено. Если он пустой, проживем до вечера. Ты сейчас останешься здесь, а я пойду — на разведку. Вдвоем погибать нет смысла. В случае чего, не бросайся сломя голову, а с умом. Если все в порядке, я выйду и махну три раза перчаткой.