Дмитрий Кудис - Рубежи

— У вас есть храбрость и умение. Теперь надо научиться владеть собой. Сегодня вы оторвались от группы в погоне за истребителем. Появись откуда-нибудь еще враг, вас бы сбили. Нет ничего легче уничтожить одиночку. — Михеев сделал паузу, затем мягко, по-дружески добавил: — Пойми, Миша, это была бы глупая смерть.

Кондик молча выслушал упрек. Когда они остались одни, он сказал:

— Ты знаешь, я не лихач. В недисциплинированности меня тоже упрекнуть нельзя, но в такое время врага нужно бить наверняка. Почему его нельзя расстреливать с дистанции сто метров? Ведь летчики часто оставляли безнаказанными вражеские самолеты, давая им уйти, только потому, что стреляли с больших дистанций и мазали.

— Ты неправильно меня понял. Я говорю не о больших дальностях, а о безопасных.

Кондик бросил на Федора удивленный мимолетный взгляд и задумчиво проговорил:

— И все же человек, защищающий Родину, всегда имеет право умереть.

— Если в этом есть необходимость, — возразил Михеев. — Видишь, мне приходится наставлять тебя.

— Это хорошо. Спасибо. Скажи, Федор, — внезапно спросил Кондик, — что за самолет летает над нашими аэродромами? Я много о нем слышу.

— Это старая история, — отвечал Михеев. — Около месяца назад мы базировались на площадке рядом с шоссейной дорогой. Нам приходилось часто прикрывать свои войска, передвигавшиеся по этой дороге. Немцы пытались обстреливать магистраль, мы препятствовали этому, но иногда они все же прорывались. Четверка «мессеров», как ураган, появлялась на бреющем над дорогой и расстреливала все, что попадалось. И так было несколько раз. Одного нам удалось подбить. Он упал рядом с дорогой и взорвался. Командование усилило воздушный патруль. Тогда стал летать только один. Нет слов, отчаянный смельчак. — Федор сбоку глянул на Кондика. Михаил сидел молча и смотрел в землю. Федор продолжал:

— Позже он начал появляться над аэродромами. Летчик точно знал, когда наших самолетов не было в воздухе. Дерзко, на бреющем, он в общей сложности в нескольких местах поджег шесть самолетов, расстрелял десятки людей, а в воздушном бою, когда его однажды прижали два наших истребителя, он сумел сбить одного и уйти…

— Подожди, — перебил Кондик, внезапно оживившись: — каким маневром он ушел?

— Я знал, что ты задашь такой вопрос. В том-то и дело, что он в совершенстве владеет техникой пилотирования. Маневры у него разные и совершенно неожиданные. В тот раз он отвесно пикировал и улетел бреющим, над самой землей. Неделю он не показывался. Недавно появился снова. Ты его видел. Сегодня сообщили, что вчера немец летал над лесом, где стояла наша танковая колонна, и обстрелял ее. Потери небольшие, но если бы ты знал, как ругают нас, истребителей! Один пехотный командир на совещании докладывал генералу, — там был и наш командир полка, — что какой-то немецкий истребитель тревожит неожиданными налетами и главное — почти ежедневно, ну, и недвусмысленно добавил, что неужели нет среди нашего соединения летчика, способного вогнать в землю этого аса? Ты понимаешь, это про нас. И возразить ему нечего. Обидно!

— А как ты думаешь, где он будет в следующий раз?

— Трудно сказать. Положение такое, что скорее всего будет там, где стоят наши наземные резервные части. — Федор постучал папиросой о портсигар и добавил: — Если бы он летал в группе, мы бы давно подловили. Группой не сманеврируешь. В общем, посмотрим, что будет дальше. Долго он не налетает. Кто-то из разведчиков говорил, пользуясь достоверными источниками, что это старый инструктор одной из центральных немецких школ. Личный друг Геринга.

— Когда ты меня возьмешь на «свободную охоту»? — спросил Кондик, внезапно переменив разговор.

— На днях слетаем… парой.

Михеев знал, что делалось сейчас в сердце товарища. За внешним спокойствием он угадывал скрытое желание схватиться с этим асом, схватиться не на жизнь, а на смерть. Он давно и сам хотел этого.

— Подловить бы черта, — проворчал Кондик.

— Подловим! — решительно ответил Федор.

Разведка воздушного пространства северо-восточнее Берлина выполнялась по приказу наземного командования. Четыре самолета летели на высоте пяти тысяч метров. По радио сообщили: на других участках ведутся воздушные бои. В телефонах слышны были резкие, торопливые команды атакующих истребителей. Кондик летел несколько выше Михеева, справа.

Солнце еще не взошло, земля снизу была темной, однообразной, без четких ориентиров. Перелетать линию фронта им запретили. Михеев взглянул на карту, затем плавно развернулся на обратный курс. Встревоженный голос наводчика с земли едва успел прозвучать в шлемофоне, как Федор увидел шестерку немецких истребителей, падающих на них сверху.

«Выследили, сволочи», — успел подумать он и энергичным маневром вошел в крутой вираж, не дав возможности противнику нанести прицельный удар; «фоккеры» прошумели где-то сбоку.

Михеев скомандовал:

— Атакуем парами. Идем на высоту!

Он передал на землю, что вынужден принять бой. Четверка, не имея возможности маневрировать группой, рассыпалась в небе. Каждый выбирал себе цель, одновременно следя за товарищем. Один из «фоккеров» задымил и стал падать. Кондик сделал переворот через крыло и пикировал на другой самолет. Федор резко, до боли в глазах от перегрузки, взмыл кверху и на одну секунду взял в прицел немецкий самолет. «Фоккер» вспыхнул.

«Красиво горит», — только успел подумать Федор, и тут же в его кабине раздался треск разбитых приборов. Воздух, прорвавшийся через разбитый фонарь кабины с ужасной силой ударил в лицо. Мотор сначала взревел, но в следующую секунду послышался металлический скрежет и — тишина…

— Миша, прикрой! Иду на вынужденную!

Федор впился глазами в землю, круто снижаясь. Кондик виражил над ним. Вторая пара продолжала бой вверху, оттягивая истребителей от подбитого самолета. Михеев знал, в этом районе громадное ровное поле. Кругом свои войска. Можно будет сесть без особого риска…

Федор отстегнул лямки парашюта, спрыгнул на землю и глянул вверх: освободившийся Кондик, круто набирая высоту, шел к облакам.

Михеев полез за папиросой, но достать ее не успел: немецкий истребитель бреющим полетом пролетел над самой головой. Через минуту он появился снова, острый нос с высоты был направлен в землю. Федор узнал этот самолет и в бессильной ярости стиснул зубы: «А, чтоб тебя!» Сейчас немец займется своим излюбленным делом: подожжет незащищенный самолет, убьет летчика. Кругом чистое поле, скрыться негде. Он услышал разрывы снарядов. Самолет загорелся с первой же очереди. Михеев побежал. «Попался бы ты мне в воздухе, ас!» Злоба вдруг обожгла душу. Остановился и заблестевшими от ярости глазами смотрел на истребитель, который вновь пикировал, теперь уже на него…