Дмитрий Кудис - Рубежи

— На́, бей, бандит! — закричал он истошно. — Бей! Предательски, по-воровски, в спину!

В эти секунды он думал не о своей гибели. Он думал, что целый месяц безнаказанно летает этот воздушный волк. Федор в отчаянном порыве рванулся вперед, навстречу пикирующему истребителю… Звук родного мотора заставил его присесть от волнения. Летит Кондик!

Сквозь гул двух моторов прорвалась длинная пулеметная очередь, в следующую секунду еще одна. Истребитель Кондика промелькнул перед носом немецкого самолета.

«Береги снаряды, Миша… Тащи его на высоту», — советовал вслух Федор, словно Кондик мог его слышать.

Высота около трех тысяч. Немец дальше не идет. Он делает резкий рывок в сторону и на крыло… Сноп трассирующих снарядов проносится впереди истребителя Кондика. Федор видит темные полоски в небе, сжимает кулаки. Истребители петляют на громадных скоростях, пытаясь зайти один к другому в хвост: Наконец, Кондику это удалось. «Бей… бей! Пора, друг!» Но очереди не слышно. Страшная мысль поразила Михеева: «Нет снарядов». Теперь самолет Кондика под ударом. Но выстрелов немца тоже нет. Значит, и тот с пустыми патронными ящиками. Что же дальше? Федор хрустнул пальцами. Он понимал состояние друга. Оба самолета разошлись в стороны, затем круто одновременно развернулись… Они летят навстречу, в лоб. Моторы истошно ревут на полных оборотах. Расстояние пожирается ими.

— Что ты делаешь? — кричит Федор, не узнавая своего голоса.

На сумасшедших скоростях истребители несутся навстречу друг другу… Мгновение — и от страшного треска вздрогнула земля. Чудовищный фейерверк горящих осколков рассыпался в небе…

Федор упал на землю, уткнулся лицом в сырую траву и, кусая губы, глухо застонал.

Командир полка Губин летал часто и много. Кто-то из руководителей штаба писал приказы о нецелесообразности принимать участие в вылетах командиру полка, когда в полет идут эскадрильи, а не полк в целом. Губин оставался прежним. Он знал, что прямые командиры не могут осудить его за это, хотя бы потому, что его полеты не были неоправданным риском: они учили молодых воевать, а ему давали возможность ближе узнать людей в воздухе, в бою. Да и сам он не мыслил себе жизни без полетов.

Вот и сейчас он поведет не полк, а звено на «свободную охоту». С ним трое испытанных летчиков: Астахов, Корнеев и Абашидзе. Хорошо слетанные две пары будут готовы к бою в любой обстановке.

Кто из опытных летчиков не мечтает о таких полетах! Нет заданной высоты, нет заданного маршрута, молчит и пункт наведения. Воздух чист. Над передовыми позициями тает дым, и земля проглядывает осторожно, нерешительно… В эти часы армейские части обеих сторон сжимают кулак для нового удара: скрытно меняют позиции войска, подтягивается техника, подвозятся боеприпасы. На аэродромах к широким крыльям подвешиваются бомбы. Самолеты-разведчики рыскают в небе, оценивая обстановку. «Свободная охота!» Смотри, выискивай. Если не нашел, продолжай искать, и когда увидел — бей. Самолеты ли в воздухе, или танки на земле, составы с боеприпасами, или замаскированные войска. Налетай внезапно и так же внезапно исчезай. Летчики сами придумали этот новый тактический прием. Враг боится летчиков «свободной охоты». Это — смелые, решительные люди. Они улетают в глубокий тыл врага, прочесывают аэродромы, разведывают коммуникации и, когда надо, дерутся не на жизнь, а на смерть. Их трудно обнаружить, трудно уничтожить. Это — полет с неограниченным полем действий. Сведения, полученные наземным командованием от летчиков «свободной охоты», часто обеспечивают победу в более короткие сроки и с меньшим числом жертв. Давно летая с Губиным, полюбил Астахов эти смелые полеты маленькими группами. Первое время его пугала неизвестность: куда летим, кого встретим… Сколько бы ни было врага в воздухе, летчики не уклонялись от боя, — наоборот, навязывали бой и этим срывали замыслы противника. Это было важно. Теперь Астахов гордился тем, что он в числе летчиков, способных на такие полеты. Он привык к ним, желал их.

На этот раз Губин ставил перед собой особую задачу. Несколько дней назад в небе появились немецкие реактивные истребители. Их видели летчики соседних полков. И не только видели, но и сбивали.

Губину очень хотелось самому вогнать очередь снарядов в эту «немецкую новинку» и посмотреть, как она горит.

С легким волнением, которое летчик всегда испытывает перед полетом, Губин размышляет над предстоящей операцией. Его ведомые поспешно выкатывают самолеты из укрытий.

— Астахов… Корнеев… Абашидзе… быстро ко мне!

Губин поздоровался с летчиками, проверил карты, уложенные в планшеты, и коротко дал последние указания:

— Может случиться, что работать придется не звеном, а парами. Командую по радио. Ты, батя, своей парой будь готов, как пионер, прикрыть меня в бою. Не теряй высоты, — обратился он к Абашидзе.

Тот молча кивнул головой.

— Ну что же, поехали?

— Поехали, товарищ командир!

— По самолетам!

Четверка восходящей спиралью набирая высоту, скрылась в светлой, слегка задымленной дали. Всматриваясь в бескрайнюю пустоту чужого неба, Астахов представил на минуту свою четверку, затерявшуюся на высоте семи тысяч метров, в мертвом пространстве, и ему не верилось, что где-то рядом может появиться противник и начнется головокружительная карусель с ревом моторов и с треском пулеметных очередей.

Далеко внизу виднелась земля, которая казалась отдельным миром, не связанным с голубым простором.

Астахов вспомнил слова Губина: «Несмотря на то, что у летчика нет глаз на затылке, он должен видеть все, что делается позади. Глаза должны быть всюду».

Он давно приучил себя не только видеть, но и чувствовать врага. Численно превосходящий противник не страшен, если его своевременно увидеть и первым атаковать. Такое правило давно известно Астахову. Он готов сейчас заметить любую точку на горизонте. Самолеты кажутся неподвижными в спокойном утреннем воздухе.

Астахов взглянул на карту: они над расположением противника в районе ПВО Берлина. Воздух по-прежнему чист. На такую высоту немецкие истребители залетают редко, а теперь, когда фронт продвинулся к окрестностям Берлина, немецкие бомбардировщики последними отборными силами пытаются бомбить наступающие советские части, почти перестав летать по тылам. Такая тактика не допускает больших высот. Да и тактика ли это?

Астахов услышал команду по радио: «снижаемся», и вздохнул с облегчением — эта тишина кругом становилась томительной. На высоте трех тысяч метров они взяли обратный курс, чтобы не попасть в зону зенитного огня, и через несколько минут полета Астахов вдруг увидел приближающийся на пересекающих курсах незнакомый, причудливой формы самолет.