Дмитрий Кудис - Рубежи

— Прощай, друг.

Всей группой истребители, ведомые Астаховым, врезались в строй бомбардировщиков, расстреливая их с предельно близких дистанций. Три грузные машины, летящие в голове колонны, начали покачиваться… Два истребителя задымили, перевернулись на спину и скрылись внизу. Выходя из атаки с разбитой приборной доской и с сорванным кабинным стеклом, Астахов, с трудом сдерживая волнение, командовал:

— Деремся парами, выбирайте цели самостоятельно…

Еще атака!

И снова он бросил самолет на крайний бомбардировщик, пулеметы которого захлебывались огнем. «Юнкерсы» на полных оборотах со снижением продолжали полет к цели.

Как много их… часть пройдет, не удержишь. Виктор Корнеев со своим напарником Костиным подожгли еще два бомбардировщика. Астахов, оставшись без ведомого, сбил третьего; двух летчиков его звена сбили в первой же атаке стрелки бомбардировщиков. Последнее звено его эскадрильи атаковало «юнкерсов», идущих сзади. Больше половины бомбардировщиков продолжали полет. Через две-три минуты они будут над целью. Чтобы удержать их, сил слишком мало. Астахов слышит по радио: «Широков выдыхается». Его летчики рассыпались по всему небу, не подпуская «фоккеров» к атакующим истребителям. Губин продолжал бой у самой линии фронта. Ему было не легче: с западной стороны подошла еще группа «хейнкелей». Астахов мог рассчитывать только на себя. Снаряды кончаются. Третий раз Астахов ведет своих истребителей в атаку. По радио сообщают: новый полк своих истребителей на подходе. Где же они? Еще две минуты — и все будет кончено, немецкие бомбы полетят на наших танкистов. Там тысячи людей, они видят, они верят… «Ни одна бомба, слышите, истребители, ни одна…»

Астахов не помнил, чтобы мысли его работали когда-нибудь с такой быстротой. Эх, были бы снаряды! Но их нет. У ведомых, кажется, — тоже. Если он не мог видеть всего, что делается в небе, то знал: обстановка крайне тяжелая. Раздумывать было бесполезно и некогда. Виктор с Костиным — рядом. Второе звено продолжает атаку прорвавшихся бомбардировщиков. Очередей из пушек не слышно — значит, атаки у них демонстративные. Астахов поспешно передает Губину:

— Снарядов нет. Идем на таран!

Ответ Губина рассеял сомнения:

— Бить по хвосту винтами. Не пустить! После удара — прыгать.

Голос его злой и решительный. Астахов узнавал этот голос из тысячи других. Он никогда бы не осмелился и подумать не выполнить то, что сказано его командиром. Верил ли он сам в возможность спасения на парашюте? Вряд ли он будет полезен. Только теперь, в эти секунды, Астахов понял, как умирают, не думая о смерти, не боясь ее. Не отступать, не менять решения, иначе можно смалодушничать. В сознании только одна горькая мысль: собственная гибель не спасет десятки людей там, внизу. Его, истребителей осталось шесть, — бомбардировщиков более десятка. Вот они идут ниже, темные, зловещие, продолжая огрызаться пулеметным огнем. Бомболюки уже готовы выбросить из своих гнезд десятки бомб.

— Тараним головных, — передал Астахов по радио. Ему очень хотелось еще сказать Губину: «Прощай, командир!», но он не произнес этих слов. Астахов довел обороты мотора до полных и направил нос своего самолета на хвостовую часть бомбардировщика, успев с ужасом заметить, как Виктор, оказавшийся ближе всех к своей цели и не рассчитавший увеличенной скорости, перевалил свой самолет на нос… трехлопастный винт истребителя разнес переднюю часть тяжелой машины, и оба они, истребитель и бомбардировщик, на миг сцепившись в мертвой схватке, рухнули… «Витька… Что ты наделал!..» — беззвучно прошептал Астахов. Костин ударить не успел: его сбил немецкий стрелок с борта самолета. Острая боль прошла по сердцу… Астахов подвел самолет к хвосту бомбардировщика, резко нажал на педаль… От страшного удара потемнело в глазах, тело рванулось в сторону. Обломки хвоста бомбардировщика рассыпались в небе веером. Тяжелая машина падала вместе с истребителем. Астахов, цепляясь за борта кабины, подтянулся на руках, перекинул одну ногу, другой ударил по ручке управления. Самолет, падая, вздрогнул, и в ту же секунду Астахов почувствовал свободное падение… Парашют раскрылся у самой земли. Несколько черных, как сажа, шапок метнулись в стороне внизу — несколько взрывов, и Астахов машинально отметил про себя: от взрыва бомбардировщиков «шапки» вдвое больше, — значит, наши… Недалеко от него висели еще два белых шелковых купола… Там Виктора нет… Это он знал. Приземлился на израненную землю и тут же глянул в небо: бой продолжался. Подоспевшие истребители преградили путь бомбардировщикам. Они были всюду: вверху и ниже. «Юнкерсы» не пытались разворачиваться обратно. Они горели, падая над линией фронта, прочерчивая небо темно-кровавыми полосами.

Астахов глянул на часы: бой длился шесть минут. И только? Это было почти невероятно. «Витька… Витька… — шептал он. — Друг мой!» Плохо соображая, Николай отстегнул лямки парашюта, притронулся рукой к горячему лбу, потом сел и долго смотрел на пахнущие гарью комки чужой земли. Что, если бы вчера ему сказали, что Виктор убит! Это было бы дико, неправдоподобно…. а сейчас это кажется так просто. Гибель в бою. Борьба не бывает без жертв. А вот Виктор не думает сейчас ни о жизни, ни об ее законах. Виктор…

Боялся ли он сам смерти? Астахов вдруг вспомнил: в детстве, пригретый июльским солнышком, он сладко задремал на скошенной отцом траве. Еще не прошел сон, еще слышался ритмичный звук бруска, точившего косу, как он почувствовал острый укол в ногу. Очнувшись, он успел увидеть только мелькнувший хвост медянки, маленькой ядовитой змеи. Смахнув каплю выступившей крови, он с криком бросился к отцу. По дороге в поселок его тошнило; встревоженное лицо отца закрывало туманом. Отчаянный страх смерти холодил тело, заставлял безудержно плакать и умолять отца спасти его. Смерть, как что-то смутное, страшное, настолько испугала его, что он от одной мысли о ней терял сознание. Через неделю, выйдя из больницы, он все еще испытывал дрожь при мысли о смерти.

Думал ли он о ней теперь, когда падал на бомбардировщика? Нет. На это не было времени. И сейчас, здесь, на земле, вдали от взрывов и пуль, смерть не страшит, а волнует. Если бы можно было вернуть жизнь Виктору ценой своей жизни, он это сделал бы без раздумья. Астахов прислушался к залпам орудий. Он рывком вскочил на ноги и побежал туда, где шел бой.

После приземления последнего самолета летчики все еще ждали. Не вернулось девять истребителей. Если через две-три минуты не покажутся, их больше никто никогда не увидит. Губин стоял молча, прислушиваясь к разговорам.