Вячеслав Шугаев - Избранное

Звери дружно закричали:

— Конечно!

Главный человек поднял руку:

— Благословляю.

Толстый краснолицый мужчина по имени Сидор Самсоныч очень любил охотиться. Но он был неповоротлив и ленив, поэтому на охоту выбирался редко, в основном осенью, когда боровая дичь, глухари, рябчики, выходили на каменистые песчаные дороги. Они набивали животы мелкими камешками, галькой, песчинками, чтобы лучше перемалывались, перетирались ягоды, листочки, трава, которыми они кормились.

Сидор Самсоныч любил осенью ездить по таким дорогам на машине. Ветровое стекло открыто, осенний густо настоянный воздух приятно обвевал красные, толстые щеки Сидора Самсоныча, глаз радовали просторные поляны, усыпанные желтой листвой оранжевые лиственничные боры, горочки, поросшие темным ельником. Едет потихоньку Сидор Самсоныч в свое удовольствие и вдруг видит, на дороге глухарь сидит, камушки собирает, и брови у него в лучах утреннего солнца ярко-малиново, пламенно вспыхивают.

А глухари машины не боятся, близко подпускают, удивленно только головы тянут — что это, мол, за чудище движется, что это за зверюга такая. Сидор Самсоныч потихоньку ружье достанет, не выключая мотора, прицелится — бах-та-ра-рах! — подпрыгнет глухарь и упадет за мертво, прикроет рубиново-красные веки, и долго они еще вспыхивают живым огоньком.

Вот и в эту осень, ранним, холодным уже сентябрьским утром выехал Сидор Самсоныч на промысел. Выбрал каменистую лесовозную дорогу, свернул на нее и двинулся в глубь тайги. Ружье зарядил, положил рядышком на сиденье.

Сидор Самсоныч и знать не знал, думать не думал, что на самой высокой ели сидит дозорная обезьяна, орешки пощелкивает да на дорогу посматривает. Далеко еще Сидор Самсоныч был от этой ели, а обезьяна уже кубарем скатилась прямо на спину Главному слону. Заверещала:

— Показался, показался! И ружье зарядил. Веселый, трубку курит!

— Пускай покурит. Потом некогда будет, — Главный слон обратился к глухарю Глебу, сидевшему неподалеку на ветке. — Давай, Глебушко, твой черед настал. Выходи, брат, на дорогу да ближе, ближе подпускай. Да побеспечнее себя веди. Напевай что-нибудь. В общем, чтоб он не суетился и не дергался. Спокойно целился.

— Только вы уж успевайте. Боязно все-таки. Ему ведь пристрелить — раз плюнуть.

— Вперед, Глебушко. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Глухарь слетел на дорогу, из тени деревьев неторопливо вышел на солнечный, еще мокрый от росы галечник. Чтобы не струсить в последнюю минуту, он отвернулся от поворота, из-за которого должна была появиться машина.

Сидор Самсоныч, увидев глухаря, вздрогнул и чуть мундштук у трубки не откусил — вроде за многие годы и привык, что глухари всегда неожиданно возникают на дороге, а вот вздрагивать не отучился. Сбавил скорость, вынул трубку изо рта и машинально выбросил ее в окно — с деревянным стукотком прокатилась трубка по камешкам, табак высыпался, задымились желтые крошки. Сидор Самсоныч чертыхнулся про себя, но тут же успокоился: «Потом подберу, никуда не денется», — пододвинул ружье поближе. Еще подъехал, еще чуть-чуть — до глухаря совсем близко, все перышки рассмотреть можно. Остановил машину, не выключая мотора, осторожно выставил стволы. Приладил половчее приклад к плечу, подвел мушку под грудь глухариную, замер — осталось курок нажать.

В это мгновение Главный слон, заранее набравший в хобот пыли, с силой выдул ее в красное лицо Сидора Самсоныча. Тот нажал сразу оба курка — отдача у ружья была такая сильная, что плечо отнялось и машина попятилась.

— Какой внезапный порыв ветра! — жалобно простонал Сидор Самсоныч и заплакал, чтобы поскорее слезами промыть глаза от пыли. — И синоптики не предупредили, что будет пыльная буря!

Поплакав, Сидор Самсоныч открыл глаза: о, чудо! Глухарь сидел на том же месте. Сидор Самсоныч просиял, быстро перезарядил ружье и снова стал целиться. Его пыльное, в слезных подтеках лицо было так нелепо и смешно, что Главный слон покачал головой:

— Воистину не видит лица своего и не думает над делами своими. О браконьер! Сколько в тебе преступного упрямства!

Главный слон набрал из маленького болотца зеленой жижи в хобот и, когда Сидор Самсоныч готов был опять спустить курок, влепил ему этой жижей. Лицо Сидора Самсоныча позеленело. Сидор Самсоныч завопил:

— Есть ли справедливость на небесах! То пыль, то дождь! Какого глухаря упустил!

Рукавом отер лицо — нет, все-таки судьба была на его стороне: глухарь, как заколдованный, сидел на прежнем месте.

Сидор Самсоныч вскинул ружье. Тогда Главный слон со свирепым шепотом: «Безумец! Он ничего не хочет понимать!» — ухватил хоботом машину и положил ее на бок. Сидор Самсоныч закричал:

— Еще и землетрясение! Ну, нет. Не на того напали. Глухарик, миленький, подожди! — Сидор Самсоныч с трудом, ему очень мешал огромный живот, выбрался из машины и, стоя, стал целиться в глухаря Глеба, которого так увлекла эта игра-наказание, что он уж действительно забыл об опасности. Главный слон вышел из-за деревьев и чуть ли не в ухо Сидору Самсонычу протрубил:

— Опомнись!

Тот, мельком оглянувшись, увидел слона, но нисколько не удивился, что в тайге появились слоны. Со словами: «А, еще всякие будут тут свой хобот совать», — мимоходом жахнул в Главного слона из одного ствола, а другой опять навел на глухаря.

Если бы у слона были руки, он развел бы ими от удивления — он никогда в жизни не встречал браконьеров, а таких азартных тем более. Слон схватил Сидора Самсоныча за шиворот и потряс:

— Хорошо, что твой выстрел мне — как слону дробина. А если бы ты попал мне в глаз, я бы зашвырнул тебя вон в то болото.

Сидор Самсоныч затрепыхался, забился, заизвивался на весу.

— Отпусти меня. Уйдет, уйдет же глухарь-то! Есть у тебя совесть?!

Слон решил молчать — этому человеку бесполезно что-либо объяснять. Положил его на траву, отобрал ружье, расшиб его о дерево, снова взял Сидора Самсоныча за шиворот, поднял и зацепил воротником за толстый сосновый сук.

— Повиси немного, подумай. — Главный слон повернулся к глухарю. — Молодец, Глебушко. Никогда не думал, что в птичьем сердце столько мужества и отваги. Я попрошу Главного медведя сделать тебя Главным глухарем.

— Ой, не надо! Замаешься с такой честью. Рядовым родился, рядовым помру. Столько страху натерпелся, не чаю на свой ключ попасть, во мху прохладненьком отдохнуть, полежать.

Сидор Самсоныч, подвешенный на суку, пытался втолковать Главному слону:

— Какая же это птичка малая! Здоровенный петух, килограмм на девять. Пустите меня к нему!

Вскоре Сидор Самсоныч сорвался на землю, а тужурка, рубашка и майка остались на суке. Сидор Самсоныч лежал кверху огромным животом, хлопал глазами и ничего не соображал. Дозорная обезьяна, пробегая мимо, похлопала маленькой ладошкой по животу: