Вячеслав Шугаев - Избранное

— Не унывай, папаша! Лучше цветы выращивай, внучат нянчи, сказки им рассказывай.

Сидор Самсоныч что-то глухо промычал в ответ.

На другое утро звери отправились в распадок, по дну которого бежал ручей, а по-над ручьем были густые заросли дикой смородины, рябины, боярышника. Пологие склоны распадка редко поросли березами и соснами.

К ключу часто приходили козы — водицы прозрачной попить, вкусную траву пощипать, потолковать о том о сем под веселый, переливчатый говор ручья.

Этим утром городские охотники собрались в распадке погонять коз. Стрелки расположились на склонах, залегли за кустики, за пеньки, а загонщики пошли вдоль ручья, грохоча пустыми ведрами, колотушками, крича во все горло разную бессмыслицу. Загонщики должны были поднять коз, лежащих на берегах ручья, выгнать их на выстрел.

В прозрачно-высоком осеннем небе сияло солнце, паутина летала меж кустов и деревьев, от земли пахло прелым листом и инеем. Стрелки долго лежали без курева, молчком, а коз все не было. Загонщики охрипли и вяло колотили в пустые ведра. Вот они дошли до устья распадка и повернули назад, чтобы еще раз прочесать заросли над ручьем. А солнце пригревало ласково, не торопясь, и стрелки задремали, всхрапывая и очумело дергая головой, тараща глаза — уж не коза ли мелькнула за березой. И снова роняли головы — даже крики загонщиков действовали на них усыпляюще.

А звери проворно и бесшумно подкрались к стрелкам. Завладели ружьями, отползли, упрятали их в пожухлую и густую траву, а стрелкам в руки вложили палки.

Сорока Маня, наблюдавшая за происходящим с дерева, полетела к Главному медведю:

— Все, Михал Ваныч. Всех засонь вооружили до зубов.

Главный медведь встал, потянулся — он и сам было задремал, откашлялся и рявкнул во все медвежье горло:

— Эй, на номерах! Козы!

Стрелки вскочили, со сна не разобравшись, схватили палки и начали целиться. Но вот один заметил, что держит корягу, другой… Дружный, изумленный вопль повис над распадком.

— Ружья-я! Где ружья! Что за шутки!

Стрелки шарили руками по земле, заглядывали на деревья, не повесил ли какой шутник ружья на сучки. — нигде не нашли. Обернулись, надеясь, что, может, сзади где-нибудь поставлены к колодине или к дереву прислонены. Обернулись — и новый душераздирающий вопль прогремел над распадком. Напротив каждого охотника сидел либо лев, либо тигр, либо медведь. Сидело это зверье, мирно улыбалось. Но разве догадаешься, что, к примеру, тигр улыбается, а не угрожающе скалится. «Уж не сон ли все это?» — подумали стрелки и, чтобы прогнать кошмарные видения, замахали руками на зверей, закричали:

— Сгинь, сгинь, нечистая сила!

Попробовали стрелки пройти сквозь приснившихся зверей. Но те вежливо, мягонько стук-стук лапой в грудь — куда это, мол, ты полез? Тогда поняли охотники, что звери не приснились, ужаснулись пуще прежнего и — давай бог ноги! — бросились бежать вниз, к ключу, чтобы забиться под смородиновые кусты и ничего не видеть, ничего не слышать — авось удастся передрожать.

У ключа столкнулись стрелки, бежавшие с правого склона, со стрелками, бежавшими с левого. Сшиблись лбами, искры посыпались в прохладную воду ключа, обеспамятев, взвыв, рухнули стрелки на сыру землю, затихли. Но в это время со склонов распадка громоподобно проревели два тигра, два брата, Кеша и Вася.

Стрелки от ужаса перевернулись со спин на животы и быстро-быстро поползли вверх по склонам, потом, подгоняемые тигриным ревом, побежали, и опять с распростертыми объятиями встречали их медведи, львы, леопарды. Стрелки, как по команде, крутнулись на месте, развернулись и помчались проторенной дорогой к ключу.

Так они бегали вверх-вниз, пока не обессилели и с хрипом не повалились на траву.

— Будь что будет.

А какой-то стрелок начал требовать музыки:

— Эй, загонщики! — кричал он. — Хоть в ведра поколотите. Помирать, так с музыкой.

Но загонщики тоже лежали в этой куче-мала и бессильно хрипели.

Отлежавшись, отдышавшись, стрелки зашевелились. Первым поднял голову капитан охотничьей команды, белый, с черными усиками. Увидел Главного медведя, сидевшего на колодине. Нога на ногу и голову задумчиво подпер лапой. Капитан подполз к нему и, заикаясь, спросил:

— Ч-чего сидишь?

Главный медведь весело забасил:

— Слава богу! Ожили охотнички. Что, ребята, славно набегались?

Капитан подполз еще ближе, ухватил Главного медведя за грудь.

— З-зачем гонял? Ты з-знаешь, кто я? Я ф-фотограф. Чик — и навеки тебя.

— Ну малость обожди. — Главный медведь легонько толкнул капитана, и тот, отлетев, уселся в пустое ведро. — Чик нашелся. Все бы стрелял! — Главный медведь понятия не имел, кто такой фотограф.

— У нас р-разрешение есть! У меня д-друзья!

— Если такие, как ты, так немного стоят. — Главный медведь подозвал сороку. — Разрешение проверяла?

— Все честь по чести, Михал Ваныч.

— Ну тогда слушай, Чик, мою речь и чикай отсюда. — Главный медведь уперся лапами в колени. — Разрешение у нас есть. А вот совести нет. Вас тут добрая дюжина. Один другого краше. И всей оравой на одну козу нападаете. Эх! Говорить неохота. Сами учите: семеро одного не бьют, а тут разнесчастную козу — добро бы зверь крупный был — гоняете, орете. Это по-людски-то как назвать?

Стрелок, который требовал музыки, зарыдал:

— Безобразие это! Я все осознал! Мне стыдно. Могу у всех коз прощенья просить, капусту им буду приносить.

Капитан холодно покосился на него.

— Отчисляю из команды.

— Один на один охотиться надо. Коза вам не мамонт. Оравой-то кого хошь перебить можно. Потом сами ахать будете: вымер зверь, не уберегли. А ружья мы вам не вернем. Со зверей какой спрос. Пока новые заведете, может, одумаетесь. Ну, теперь чикайте.

В это время к северу от распадка прогремели два быстрых тяжелых выстрела.

— Пулями кто-то бьет, — завистливо вздохнул капитан.

Главный медведь поднялся.

— На солонцах кто-то орудует. За мной, ребята. — И неожиданно для своего веса и возраста побежал легко, бесшумно. Звери — за ним.

Солонцы находились в старом, душном и темном ельнике. Неподалеку был водопой — ключевой омуток — и изюбры очень любили эти солонцы. Полизал, полизал солененькой земли — и пожалуйста, попей, утоли жажду.

На солонцах действительно орудовал сухопарый, темный лицом мужик — большим ножом разделывая убитого изюбра. Мужик и охнуть не успел, как на него медведь насел. Насел, отобрал нож, скрутил руки:

— Маня, проверь, есть разрешение?

Мужик понял, что деваться, некуда, и хмуро сказал:

— Нечего по карманам шарить. Нету никакого разрешения, — и с хмурой тревогой посмотрел на здоровенную кучу валежника. Главный медведь перехватил его взгляд, приказал Потапычу: