Вячеслав Шугаев - Избранное

— Ну-ка, раскидай валежник.

Под хворостом лежала убитая изюбриха.

Даже старый волк-разбойник ахнул:

— Да-а, вот это аппетит у мужчины. Я уж хищник, и то изюбрих не трогаю. Они — матери. Им изюбрят растить, кормить.

Главный медведь устало спросил мужика:

— В кого же ты, батя, жадный такой? Неужто своих детей нет?

Мужик молчал. Он не любил оправдываться, попусту тратить слова. «Тайга рисковых любит. Мог и не попасться. Ну а попался, что толку вертеться и юлить. Подвернулась, вот и пристрелил. Не хватало еще об изюбрятах думать. О себе надо думать». И мужик думал о себе: «Придется теперь за изюбра штраф платить, а за изюбриху могут и в тюрьму ненадолго посадить. Да, ни люди, ни звери не простят ему изюбрихи».

А она лежала, вытянув умную, грустную морду, закрыв глаза, словно отдыхала после долгого бега. На ее курчавой, светло-коричневой щеке застыла крупная, прозрачная капля влаги — то ли с ветки упала, то ли в последний миг, уже расставаясь с жизнью, изюбриха заплакала, что не увидит этого леса, неба, этого ключа-омута, и самое печальное, что не увидит своих смешных, глупых изюбрят на разъезжающихся ножках. Главный медведь отвернулся от изюбрихи — невыносимо стало смотреть.

— Что же ты, батя, наделал? Экую голубушку не пожалел. Неужели ты такой прожорливый? Одного изюбра тебе мало?

Главный медведь посидел, подперев голову.

— Вот что. Раз он такой жадный, приговорим его к обжорству. Пусть, не сходя с места, съест это мясо. Недели ему срока.

— Надорвется, — презрительно бросил матерый волк с рваным ухом.

— Надорвется, туда ему и дорога, — ответил Главный медведь. — Не надорвется, сдадим властям. Караулить этого живоглота поручаю тебе, Потапыч, и тебе, Коша.

Однажды паря Михей и паря Ваней, отстав от зверей, выловивших всех браконьеров, пошли по узенькой, по хорошо утоптанной тропе и вышли к охотничьему зимовью, маленькой избушке, крытой дерном, с низкой дверью и одним-единственным оконцем.

— Заглянем? — предложил паря Михей. — Посмотрим, как настоящие охотники живут.

— По-моему, и браконьеры могут в ней прекрасно останавливаться. — Слоненок пожал плечами. — Даже наверняка останавливаются.

— Не скажи. Браконьер ведь как живет? Заскочит в тайгу, наворует — и обратно. Ему по зимовьям рассиживать опасно.

— Давай заглянем. Все равно делать нечего.

В избушке кто-то похозяйничал. Банки с крупой, с солью, с сахаром были перевернуты, телогрейки, старые плащи, покрывающие нары, взбиты комом, труба у железной печурки отломана, стекло от семилинейной лампы разбито, а керосин из нее вылит на пол. Устойчивый керосинный дух перемешивался с горьким, стылым запахом запустения.

— Да, скучновато живут настоящие охотники, — заметил паря Ваней.

— Без тебя вижу. Неужели ягодники, когда ночевали, этот кавардак устроили? Не должно бы. Зачем им крупу да соль на пол вытряхивать?

— А ты все-таки груб, паря Михей. «Без тебя вижу»… Разве со старым товарищем так говорят?

— Ладно, ладно. Что за тонкости африканские? Будь другом, не сердись. Тут погром был, а ты — груб, старый товарищ…

— А знаешь, зачем крупу и сахар просыпали? Ой, ой, паря Михей, я сейчас умру. — Слоненок попятился: на горке крупы сидели три серенькие пушистые мыши. — Я сейчас визжать начну, паря Михей.

— А ну кыш! — махнул лапой паря Михей, и мыши шмыгнули в подполье. — Жаль, что мышей до смерти боишься. Сейчас бы порасспросили, кто тут хозяйничал.

— Нет, нет. Не перенесу. Сами узнаем. — Слоненок поднял хобот и начал старательно обнюхивать все углы и щели. — Человеческим духом точно пахнет.

— Обижайся не обижайся, паря Ваней, но опять я тебе скажу: без тебя знаю.

— Подожди, подожди. Еще вроде подсолнечным маслом пахнет. — Слоненок запустил хобот под нары и вытащил оттуда пустую жестянку из-под подсолнечной халвы. — Ты говоришь, браконьеры сюда не заходят. Понял, кто был?

— Бежим, паря Ваней, летим. Мчимся, несемся. Они же все зимовья разорят! По этой тропе еще одно есть — давай прямо туда. Может, успеем.

Но и следующее зимовье было разгромлено. Вдобавок еще окно выбито, и как бы в насмешку привязана была к раме пустая бутылка из-под лимонада.

— Вот же хулиганы! — вытирал пот паря Михей. — Тебе не жарко?

— В самый раз.

Они бежали теперь не по тропе, а напрямик через лиственничный бор, по жестяной, оливково-красной кашкаре — догоняли Главного медведя со зверями.

Паря Ваней спросил:

— Одного я никак не пойму: зачем окна-то бить и безобразничать? Ну, посидели бы, поели бы свою халву, чайком запили или лимонадом. Так нет, надо еще безобразие учинить.

Догнали Главного медведя, рассказали, что видели, о чем догадываются и что надумали.

— Ну, поймаем, а дальше что? Что мы с ними сделаем? — Главный медведь хмыкнул. — Какие-то странные ребята. Халва, лимонад — и разбой.

— Михал Иваныч, давайте сначала поймаем, — вежливо заметил паря Ваней. — А там видно будет.

— Резонно. Будь по-вашему.

До ночи проверили еще два зимовья — и в том и в другом любители халвы и лимонада нахулиганили.

Оставалось проверить последнюю избушку на краю дальнего болота.

— Подождем, — сказал Главный медведь, когда сквозь деревья завиднелось зимовье и дымок над трубой. — Теперь никуда не денутся. Пусть разнежатся, разморятся, а мы их тут, лимонадных витязей, и схватим.

Взошел остренький месяц, заблестели, засеребрились окна луж и промоин на болоте, натянуло на зверей запах жилья и ночного покоя.

— Только осторожней надо. У них ружье есть, — вспомнил паря Михей. — У сказочника украли. Мы еще орехи ему помогали собирать.

— А у одного еще и крылья, — сказал паря Ваней. Подумав, добавил: — Вдруг не они в зимовье, а простые охотники?

— Они, — лениво сказал Главный медведь. Он развалился на траве и слегка придремывал. — Простых мы всех видели, а браконьеров больше нету. Они.

Часа через два поднялись, бесшумно окружили зимовье. Главный медведь распорядился:

— Кто-нибудь колодиной окно привали. Чтоб не выпрыгнул. А я дверь сниму. Если стрелять будут, увернусь. Я привычный.

Он одним рывком высадил дверь, отставил в сторону. Послышался испуганный визгливый голос:

— Кто тут балует?! Эй, отойди, стрелять буду!

Нутро избушки осветилось красной вспышкой, и грянул выстрел.

Главный медведь рассмеялся:

— У него дробь-то утиная. Ну, попались, голубчики! — Медведь шагнул в избушку и вытащил заспанного, жиденько трясущегося деда Пыхто в ночном колпаке. — Больше там никого нет.

— В трубу, наверно, залез. Было уже так, — сказал паря Ваней. Он схватил шест и бросился в избушку, а паря Михей мгновенно забрался на крышу, склонился над трубой.

— Пусто. Куда же он делся?