Екатерина Шевелёва - Испытания

— Понимаешь ли, вчера у меня была только интуиция — надо подождать, а сегодня я убедился, что интуиция — вещь неплохая. Мы с начальником разобрались в обстановке, Ясно, что происходит смена частей. И, по всей вероятности, штаб 12-го пехотного полка уже в другом месте. …Нельзя же слепо доверять информационной сводке. У тебя своя голова есть на плечах!

— Но ведь вы сами говорите «по всей вероятности». А я с любой пятеркой, по вашему усмотрению, пойду и проверю!

— Ты забываешь, что смена частей — это значит усиленная охрана в расположении противника. Где ты собираешься пройти? Начерти-ка мне… Как? Ты еще не думал об этом?.. Непродуманный план — авантюра. Особенно на войне!

Гориев встал, отвороты его шинели раздвинулись, и Орлова странно поразило то, что командир взвода не в обычной армейской форме: он был без гимнастерки, в сером шерстяном немецком свитере без воротника. Обнаженная шея казалась слабой, ребячьей. Впервые Диме показалось, что Гориев, быть может, ненамного старше его самого. И, глядя на ребячью шею с голубой пульсирующей жилкой, Дмитрий нашел в себе то доброе покровительственное чувство, которое всегда возникало у него, спортсмена, здоровяка, при виде слабого сверстника.

— Разрешите, я подумаю, товарищ командир взвода?

Орлов вышел на воздух и направился к офицерской столовой. В этот утренний час она скорее всего пустовала, а Дмитрию хотелось побыть одному, сосредоточиться. Гориев, пожалуй, прав: надо сообразить, как пробраться в деревню Пухляки. Нужен план вылазки.

В столовой Дмитрий сел на узкую, отполированную шинелями скамью, поставил локти на стол и уперся лицом в ладони. Ему вдруг показалось, что самое трудное на фронте — думать, припоминать мимолетные наблюдения, сопоставлять факты, делать выводы. Решительно все отвлекало внимание: запах овсяной каши, потрескивание горящих поленьев, кусок хлеба, забытый на столе.

Столовая и кухня помещались в одном блиндаже. Обычная полевая кухня, или, как ее называли, «зенитка», имея в виду ее торчащую в небо дымовую трубу, находилась в глубине блиндажа. Два больших котла, наглухо вмонтированные в железную печку, напомнили сейчас Дмитрию топку паровоза. Сержант-повар, сыпавший горстями овсяную крупу из мешка в котел, показался похожим на елочного Деда Мороза… Дима решительно встал и вышел из столовой.

Он поднялся из оврага по протоптанной тропинке, ведущей в тыл полка, и шел, изредка собирая в ладонь правой руки снег с протянутых широких елочных веток. Снег был тяжелый и вязкий, сжимаешь в комок, и он тотчас истекает обильной водой.

— Весна! — безразлично отметил Дмитрий.

Он вышел на опушку. В полукилометре параллельно тропинке, ведущей в тыл полка, и перпендикулярно линии фронта лежала река. Как все реки перед ледоходом, она была издали серая, с темными синеватыми пятнами. Река называлась Стрелка явно по ошибке: гораздо правильней было бы назвать ее Змейкой! Дмитрия потянуло к реке. Он быстро зашагал прямо по целине, потом нашел тропинку и спустился под откос. Вблизи река была не серая, а бурая: ее зимний покров заржавел. Но там, где лед треснул и сдвинулся, торчали неровные углы ослепительной свежести, похожие на громадные кристаллы горного хрусталя. Дмитрий с детства страстно любил начинающийся ледоход. Когда отец и мать переехали из приволжской деревни в степной поселок, мальчик буквально тосковал по весенней сильной, напряженной реке.

И сейчас от извилистой Стрелки на Дмитрия пахнуло знакомой бодростью. Почему-то вспомнилось, как однажды на ринге резким хуком противник сбил его с ног. Нокдаун длился уже несколько секунд, а Дима не мог прийти в себя. Он сознавал, однако, что, если он сейчас же не поднимется, его славе чемпиона области по боксу придет конец. И вот яростным напряжением воли он встал. И осуществленное усилие вызвало могучее чувство бодрости в его оглушенном теле.

Дмитрий перевел взгляд с хрустального излома льдины на часы, которые носил на руке. Глаза были слепые и вместо циферблата видели круглую льдышку. Наконец льдышка треснула, темные часовые стрелки прорезали ее, и Дмитрий сказал себе мысленно:

«Срок десять минут. Если не найду решения, позор. Нокаут!»

На какой минуте пришло решение, Дмитрий не знает: забыл взглянуть на часы. Главное в том, что решение есть!..

В блиндаже разведчиков было пусто: Гориев повел взвод на занятия. Но Дмитрий мог не беспокоиться, поскольку командир сам дал ему время на то, чтобы продумать план ночной вылазки. У печки вырисовывалась склоненная фигура. Дима воскликнул радостно:

— Зиночка!

На девушке была заправленная в брюки мужская солдатская рубашка с засученными по локоть рукавами. Шапка сдвинута на затылок. Мелкие бисеринки пота блестели на лбу и на носу.

Она легко улыбнулась Орлову, отжимая над жестяной лоханью жгут белья. Как и тогда на рассвете, в штабе полка, жизнерадостное возбуждение разведчика передалось ей.

— Ну говори, что случилось?

— Весна, понимаешь, — шепотом заговорщика произнес Дмитрий. — По реке уже опасно ходить. Лед вот-вот тронется!

Зина засмеялась. Этот юноша был такой славный, непосредственный, с таким, по-видимому, крепким моральным и физическим здоровьем, которое позволяло ему даже на войне видеть жизнь, а не смерть. Глаза девушки ласково блеснули:

— Я очень люблю весну, Дима!

— Да, я тоже. Но ты не понимаешь, в чем дело. Видишь ли, у меня есть план…

Он изложил свой план с таким стремительным азартом, что Зина не могла проследить за последовательным развитием мысли. Однако ей было ясно: прав Орлов! Прав именно в своем азарте, в своей любви к риску. Зина вспомнила, что она где-то читала о необходимости оправданного риска на войне. Что такое «оправданный риск», девушка как следует не понимала и для себя решила, что на войне необходим просто риск. Если рисковал и добился успеха, значит, риск был оправданный и, наоборот, неоправданный, если того, кто пошел на риск, постигла неудача.

— У тебя не может быть неудачи! — убежденно заявила Зина. — И потом ты, по-моему, прав, что сейчас удобный момент. Раз у немцев смена частей, то какая бы там ни была усиленная охрана, все равно, наверно, беспорядка больше, чем в обычное время!

Девушка выпрямилась, провела тыльной стороной руки по лбу:

— Ух! Устала.

И снова нагнулась над лоханью. И уже энергично отжимала скрученную в жгут гимнастерку.

— Прямо невозможно, что это за материя! Из чего только гимнастерки шьют. Как будто кровельное железо!

Дмитрий посмотрел на тяжелый жгут, напоминающий обрубленный, черный от дождя древесный сук, и недавнее мимолетное наблюдение кольнуло его. Он вспомнил, что Гориев был сегодня без гимнастерки.