Владимир Попов - И это называется будни

Збандут открыл одну из многочисленных папок, извлек свою квитанцию на уплаченный штраф, демонстративно положил ее на стол.

— Подумаешь, десятка. — Штрах сделал пренебрежительную гримасу.

— Легче заплатить пятьдесят, чувствуя себя виноватым, чем десятку, будучи невинным, — отозвался Збандут.

Некоторое время Штрах молчал, потом проморгался и молвил со спокойствием притерпевшегося к жизненным катаклизмам:

— С аглофабрикой — обычная история. Эксплуатационники зашьются, загонят оборудование — и хоть бы хны: всегда можно на проектировщиков свалить. И валят. Да не как-нибудь. Оптом.

— За конверторный много на вас жаловались, Эммануил Семенович? — осведомился Збандут, хитровато осклабившись.

— Это дворец, а не цех! Не хватает еще, чтобы на него жаловались! — фыркнул Штрах.

— Вот-вот, вы сами подтверждаете: что хорошо, то хорошо, — тотчас припер его Збандут.

В дверь заглянула Ольга Митрофановна, сообщила, что машина у подъезда.

Штрах полагал, что Збандут будет сопровождать его, но тот категорически отказался.

— Со всеми огрехами вас познакомит начальник цеха. — Заметив недовольство на лице Штраха, Збандут предупредительно вытянул руку. — Понимаю, понимаю, Эммануил Семенович. По табели о рангах полагалось бы, чтобы директора сопровождал директор. Прошу извинить. Только вчера я там был, и дышать смрадом еще сегодня…

Едва за Штрахом закрылась дверь, Збандут позвонил на аглофабрику.

— К вам поехал директор «Южгипромеза». Поводите его повсюду, пусть получит полное удовольствие. И времени не экономьте. — Вызвал санитарно-эпидемиологическую станцию. — Наталья Серафимовна, посылаю свою машину. Садитесь и дуйте на аглофабрику. Там Штрах, Можете еще устно добавить то, что в газете не прошло.

За долгие годы работы Эммануил Семенович Штрах привык к воплям заводчан, обоснованным и необоснованным, и хорошо усвоил: любят они сгущать краски, но еще больше склонны преднамеренно путать их. Белое частенько видится им черным и наоборот. Он был готов столкнуться с неприглядной картиной, но чтобы картина эта повергла его в ужас, никак не ожидал. В спекательном отделении стояла едкая черная мгла, внутренняя часть здания не просматривалась ни вдоль, ни поперек. Из тумана зыбко, как переводные картинки, как привидения, выплывали люди и так же таинственно погружались в него. Даже очертания мощных аглолент возникали нежданно-негаданно, и Штрах невольно шел осторожно, чтобы не налететь на что-нибудь.

Все же Наташе Рудаевой мгла не помешала отыскать Штраха и даже как следует разглядеть его. Штрах был жалок своей понуростью и смятением, проступавшим в глубоко посаженных глазах.

Сопровождавший Штраха начальник цеха, испытывая святую ненависть к проектировщикам и упиваясь мщением, водил его по самым неблагополучным участкам. Не постеснялся даже вывести на площадку, где заканчивались аглоленты. Хотя площадка находилась за пределами здания, под открытым небом, все же и тут нельзя было ни глаз открыть, ни рта. Плотной массой клубился над площадкой горячий дым, вырывавшийся сразу из шести труб. Очумевший от жара, тяжело раздувая ноздри и сплевывая то и дело, Штрах постоял здесь с минуту и кинулся в помещение. Там не так душно и пыль не так выедает глаза.

Закончив обход и не удостоив даже короткой беседой ни начальника цеха, ни санпромврача, Штрах не без труда отмыл под душем въевшуюся в кожу грязь и отбыл в заводоуправление.

— Никогда так много не врут, как перед женитьбой, во время войны и после охоты, — сказал он, остановившись в директорском кабинете под мощной струей вентилятора. Как ни отмывался он, веки все же остались подведенными, от этого глаза округлились и, казалось, заняли чуть ли не все лицо. — Когда меня сватали проектировать фабрику, — принялся расшифровывать Штрах свое замысловатое вступление, — обещали и штат увеличить, и фонд заработной платы поднять, и специалистов агломератчиков прислать, и сорок бочек арестантов. А сосватали — показали фигу с маком.

«Хорошее начало. Оправдывается, — отметил про себя Збандут. — Чувствует себя виноватым, авось возьмется за переделку проекта. Во всяком случае, до сих пор он вел себя весьма добропорядочно».

Однако Штрах обманул его ожидания — согласился лишь на усиление вентиляционных приспособлений.

— Эммануил Семенович, дорогой, мне нужен чистый воздух не только на фабрике, но и над фабрикой, и за ее пределами, — упрямо твердил Збандут. — Вдобавок ко всему наш город — курортный город, и мы с вами обязаны думать и о тех, кто приезжает к нам отдыхать и лечиться. Короче говоря, из труб должен идти очищенный дым, белый дым, а не тот, что засыпает окрестности рудной пылью. Для этого, как вы понимаете, потребуется еще одна ступень газоочистки.

Штраху незачем было втолковывать прописные истины, он и так все отлично понимал. Но вводить в проект новое очистное устройство — значило признать, что была допущена кардинальная ошибка, и тем самым санкционировать и затяжку строительства второй очереди фабрики, и дополнительные расходы. А вот этого ему никак не хотелось. Любые улучшения в существующей схеме он согласен был сделать, но технологическую схему изменять не соглашался.

— Разумеется, легче каяться, чем исправлять ошибки, — стеганул его Збандут. — А всего приятнее исправлять ошибки других. Конверторный цех вы не без удовольствия переделывали. Потому что не ваш. Типовой.

Штрах поднял густые колосья бровей, и из-под них на Збандута глянули мудрые, с синеватым отливом глаза. В них было все. И понимание того, к чему клонит Збандут, и правильная оценка соотношения сил, и просто упрямство.

— Беспредметный разговор, — сказал он наконец решительно. — Проект принят заводом, средства ассигнованы государством именно на этот проект, и брать деньги на его коренное изменение неоткуда.

Штрах предстал сейчас перед Збандутом совсем не таким самоотверженным борцом за технический прогресс, каким казался до сих пор. Он заглушил в себе благие порывы и поступал как типичный делец, который превыше всего ставит собственные интересы. Переделывать проект было ему невыгодно ни с какой стороны. Первая очередь фабрики, какая она ни есть, существует, и уступи он Збандуту, вторая будет выглядеть совсем по-другому. Одна коптит небо, над другой небо окажется чистым. Какой же напросится вывод? А вот какой: проектировщики на первой очереди аглофабрики не решили одну из серьезнейших задач. Только? Нет. Можно первую очередь переделать по образцу второй, улучшенной. Можно — и в то же время нельзя: никто не даст останавливать фабрику для коренной перестройки. Так и стоять этому памятнику технического недомыслия. Стало быть, и вторую очередь аглофабрики надо заканчивать по образу и подобию первой, внеся, разумеется, кой-какие усовершенствования, чтоб не так уж коптила.