Владимир Попов - И это называется будни

— Дополнительной очистки делать не будем, — подвел итог своим мыслям Штрах, не ожидая, пока его снова прижмет Збандут.

— А мы без дополнительной строить не будем, — без всякой аффектации, как о само собой разумеющемся и давно решенном, сказал Збандут.

— То есть как?

— Остановлю строительство.

Штрах задержал на Збандуте свои всепонимающие глаза, но в них уже появился ледок.

— Я знаю, что вы человек действия. Но знайте и вы, что вам не пройдет такой номер. Это в первые месяцы работы директору прощают грехи — новичок. Сейчас с вас будут спрашивать со всей строгостью, предусмотренной для таких случаев законом.

— Что бы ни произошло впоследствии, но оружия я не сложу, — стоял на своем Збандут. — Схватка состоится, возможно даже кто-то из нас вылетит из седла. Но если мы с вами заключим союз и будем сражаться рядом, плечом к плечу, то скорее всего отделаемся легкими царапинами. Предлагаю объединить усилия. Пойдем в верха, скажем: хотим исправить ошибку в проектировании, допущенную обеими сторонами. Проектировщик не предусмотрел, заказчик просмотрел. Дело новое, строим первый раз. Пожурят, поругают, накажут на худой конец, зато проклинать нас с вами никто не будет. Вам, часом, не икается? Кто только нас не клянет! Хозяйки, которым негде вешать белье, пожилые люди, которые не могут открыть в душный день настежь окна, девушки, лишенные возможности присесть в светлом платье на скамью в парке. Целыми вечерами, бедняжки, вынуждены топтаться на своих высоченных каблуках. Попробовали бы вы, каково это.

Губы Штраха растянулись в хитроватой улыбке.

— Ловчите, дорогой мой, — сказал он, на этот раз просто и буднично. — Наши шансы на благополучный исход далеко неодинаковы. Ошибка моя, а не ваша. Когда завод принимал проект, вас и в помине не было. Так что вы тоже сейчас исправляете не свои грехи, чужие, а меня подставляете, как агнца на заклание.

— Пример неточный. Агнец — существо невинное, — решил отшутиться Збандут.

Его шутку Штрах не принял. Он великолепно понимал стратегию Збандута. Сначала выжмет из него изменение проекта второй очереди, затем — лиха беда начало — примется за первую. Дай только палец — потом он оторвет руку.

Но выкладывать свои соображения Штрах не собирался, решил попробовать обходной путь.

— У вас, Валентин Саввич, достаточно широкий кругозор, чтоб понять обстановку, — сказал он. — Стране не хватает агломерата для доменных печей — отстали тылы доменного производства. Вот почему вторую очередь вашей фабрики надо пускать как можно скорее. Ее мощность как-никак шесть миллионов тонн. Вы учитываете это?

— Хотите воспользоваться сложившимися обстоятельствами, чтобы не улучшать явно плохого проекта! — неожиданно озлился Збандут. — Вспомните позицию Рудаева, когда он возражал против копирования неудачного таганского цеха! Повторение ошибки — преступление. Тогда, насколько мне известно, эта позиция вам импонировала, поскольку вас не касалась. — Чтобы усмирить себя, Збандут стал катать в пальцах незажженную папиросу. — Я лично считаю: ошибся — исправь. А тем более — не повторяй.

— Третью степень газоочистки проектировать не будем, — сварливо повторил Штрах, не подобрав ничего толкового в свою защиту.

— Тогда проконсультируйте проект.

— Какой?

— Я предвидел, что вы упретесь, и поручил разработать другой вариант газоочистки. Можете ознакомиться. — Збандут разостлал на столе план общего вида модернизированной установки.

Штрах вынужден был признаться себе, что не все разглядел в Збандуте. Что он человек отважный, умеющий отстаивать свои позиции, было вне всякого сомнения. Но, оказывается, и в прозорливости ему нельзя отказать. Как в шахматы играет. Сделал один ход, другой, и вдруг — шах. Извольте ознакомиться с готовым проектом.

— Чей? — уже ревниво спросил Штрах.

— Проектного отдела завода.

Первое, что бросилось в глаза, — одна стометровая труба вместо шести низких, и Штрах оценил такое решение. Метод мокрой очистки дымовых газов, давно известный, испытанный и успешно применяемый, тоже не мог вызвать споров. А Штраху смерть как хотелось найти в проекте хоть какие-нибудь дефекты. Только не было сил — сказывалась усталость физическая и нервная, и отяжелевшая голова работала плохо. А взять проект с собой — это выглядело бы как начало капитуляции. Нет, надо зарезать заводской вариант тотчас, не сходя с места, как режут не колеблясь строгие экзаменаторы незадачливых учеников.

Но Збандут предвидел и такой ход. Не дав Штраху долго раздумывать, он предложил забрать проект в гостиницу. Посмотрит, когда отдохнет, и, если грубых ошибок не обнаружит, утвердит его — без визы генерального проектировщика любые проекты и сметы не являются для банка законными документами.

Что оставалось делать Штраху? Он бросил пачку чертежей в широченный портфель и, малообещающе кивнув на прощанье, отправился в гостиницу, намереваясь прежде всего отлежаться.

Только прийти в норму ему не удалось — слишком был взбудоражен. Прилег на диван — не лежалось. Взялся за газету — не читалось. Вышел на балкон.

Вдали виднелось море. Предвечернее солнце, разлив свое щедрое свечение, окрасило его в неистовый сине-багряный цвет, и Штраху до скрежета зубовного захотелось полежать на песке, поплавать. Но добраться до берега не так просто. Два квартала до автобуса, к тому же ехать еще немало, чтобы попасть на пляж. И все же проветрить мозги надо было. На аглофабрике он, как ни сдерживал себя, испытал нервную встряску. Тяжко видеть людей, задыхающихся от дыма по вине руководимого тобой института. Безусловно, у него есть оправдание. Такой фабрики еще никто не строил — самая крупная в Европе. И специалистов ему вовремя не дали. Но консультантов он мог пригласить? Мог. Что же помешало? Материальный расчет? Нет. Не собирался он экономить тысячи рублей, когда тратятся миллионы. Так почему не пригласил? Но если бы это была единственная его вина. Их накопилось немало. Теперь, правда, с каждым годом грехов у него все меньше, и каждый грех помельче: великое дело — опыт. Надо же было так просчитаться ему с этим проектом!

Захотелось вырваться из тернового венца цепких, колючих мыслей, обрести хоть на короткое время покой. Штрах надел ситцевую рубашку-апаш и, спустившись по лестнице, очутился на главной улице.

Прекрасная пора лето. Можно развеселить душу просто бесцельным шатанием по улице. Блестят человеческие глаза, сверкают витрины, вокруг гул, взрывы смеха — словом, жизнь бьет ключом. Штрах сразу почувствовал себя лучше. Шел, беззастенчиво рассматривая прохожих, особенно девушек. Он и раньше слышал, что Приморск славится хорошенькими девушками, — изрядно здесь понамешано разных кровей: греческая, армянская, болгарская, даже турецкая, — а сегодня воочию убедился, что слухи эти не преувеличены. Миловидные, теплоглазые, цветущие — кровь с молоком. Главная улица была запружена людьми, в основном молодежью, шумливой, суетливой, звонкоголосой. Промелькнет иногда степенная молчаливая пара, как океанский корабль среди катеров и яхт, — и снова безудержные раскаты смеха и веселый гам. Одеты все хорошо. Нарядно и разнообразно. Явно заметен западный налет, что, впрочем, естественно для портовых городов.