Владимир Попов - И это называется будни

Лицо Шевлякова наливается свекловичным цветом. Для него теперь ясно как дважды два, что Збандут не поверил ни ему, ни Калинкину, а целиком принял концепцию Лагутиной, изложенную в ее статье.

Дина Платоновна растрогана и сконфужена таким публичным признанием ее правоты. Чтобы этого не заметили остальные, записывает слова директора, низко согнувшись над столом.

Збандут прицеливается на Галагана.

— Настоящий руководитель, как бы ни донимали его текучка и оперативщина, не должен упускать из виду перспективное развитие своего цеха, отдела, участка. Больше того. Он обязан неусыпно, неизменно, постоянно работать в этом направлении.

«Ничего, переживет, — отозвалось в Рудаеве. — Фугасочка малого веса. По Шевлякову куда крупнее».

Не спешит Збандут, раздумывает, хотя, по всей вероятности, основные вехи своего выступления наметил заранее.

И вот в его поле зрения попадает Гребенщиков. В кабинете и без того стоит настороженная тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием стула под Шевляковым, а теперь и этот скрип прекращается.

— У руководителя не должно быть ни сынков, ни пасынков, он не имеет права поддаваться влиянию симпатий и антипатий, — говорит Збандут. — Отношение к подчиненным должно определяться их объективной значимостью для производства и еще тем, как подчиненный относится к нижестоящим подчиненным. Путанно, Дина Платоновна? Лишние слова долой, подберите более точные?

— Мысль ясна, форма — потом, — отвечает Лагутина.

Но этим пунктом все ассоциации, которые вызывает Гребенщиков у Збандута, не исчерпались, он продолжает:

— Самым недопустимым проступком руководителя следует считать преследование за критику, в какой бы замаскированной и юридически правильной форме оно ни выражалось.

— Вы перегибаете палку, Валентин Саввич, — дает выход появившейся тревоге Гребенщиков. — В каждом отдельном случае надо исходить из разумного. Вот вам пример. Человек вчера вольно или невольно обвинил тебя во всех смертных грехах. Так что, сегодня его и наказать нельзя, если заслужил?

— С чего это вы взяли?

— Как же? У него будут все основания поднять визг, что сводишь счеты, прижимаешь за критику.

— Пример не из удачных, Андрей Леонидович, — возражает Подобед. — В таком случае совсем не трудно разобраться, соразмерно ли взыскание содеянному.

— Одним из главных достоинств руководителя является умение слушать людей, их мнение, советы, предложения, умение побуждать высказываться откровенно и обстоятельно, без боязни, что потом тебе аукнется. — Збандут все еще упорно смотрит на Гребенщикова, будто внушает только ему, говорит только для него.

Гребенщиков из трудно прошибимых, но и у него начинают понемногу кататься желваки, а на щеках появляется румянец.

— Руководитель обязан всем поведением своим вызывать у подчиненного благожелательное к себе отношение и полное доверие. Общение руководителя с подчиненным должно доставлять удовольствие. Дина Платоновна, понятно, кому? Подчиненному, конечно.

Поймав на себе пристальный взгляд Збандута, Лагутина выжидательно насторожилась — было похоже, что директор сейчас прокатится и по ней.

Она не ошиблась. Збандут стал диктовать:

— Считать сознание собственной непогрешимости серьезным пороком. Если человек заболел этой болезнью, он неминуемо отрежет себе путь к использованию коллективного разума и опыта и рано или поздно наделает ошибок.

— Вот это пойдет без редактирования. — Лагутина смело вскинула глаза на Збандута, как бы говоря, что принимает замечание в свой адрес.

— Я закончил, — смилостивился Збандут. — А то в этом благом начинании не окажется ни коллективного разума, ни опыта. Продолжайте кто-нибудь. Хотя бы вы, Андрей Леонидович.

Гребенщикову никак не хотелось пускаться в это плавание, изобилующее подводными рифами, но деваться некуда, пришлось все-таки пуститься. Сбиваясь на скороговорку, словно торопясь проскочить опасные места, он произносит первое, что приходит в голову и не может быть повернуто против него:

— Руководитель должен досконально знать свое дело не только на уровне достижений отечественной техники, но и зарубежной.

Збандут наклоняет свою большую, крепкую голову, говорит, подгоняемый не столько охотой, сколько необходимостью:

— Это так элементарно, Андрей Леонидович, — знать свое дело, что даже неудобно упоминать в кодексе. Примерно то же самое, что в соцобязательстве — не выходить пьяным на работу и не употреблять словеса, изъятые в последних изданиях Даля. Вы что-нибудь о личных качествах. Ведь мы разрабатываем моральный кодекс, а не технические условия.

Не просто Гребенщикову выискать качества, которые наличествовали бы у него и импонировали подчиненным. Выдержка? Доброжелательность? Объективность? Нет, нет и нет. И все же одно бесспорно положительное качество из тех, что стоит обнародовать, он у себя обнаруживает.

— Руководитель должен быть человеком слова, должен свято выполнять свои обещания, памятуя, что обманутое доверие не восстанавливается.

— Это уже не́что, — благосклонно отмечает Збандут.

И снова настроение Гребенщикову портит Подобед.

— Например, обещал влепить выговор — влепил, обещал удержать треть ставки — и чего ж тут, удержал.

— Обещал выполнить план — выполнил, — подхватывает Гребенщиков со значительностью и величественным жестом вытягивает перст. — Руководитель может простить вину подчиненного, но не должен забывать ее!

— О-го-го! — прокатилось в кабинете.

И вслед реплики:

— Призыв к злопамятству?

— Рудимент давно минувшего!

— Такой девиз можно в крайнем случае держать про себя, а не требовать, чтоб его возводили в канон! Это вам не уголовный кодекс.

Один Збандут подавил в себе вспышку злости. Только подумал неприязненно: «Заблудшая душа».

— Именно так и только так! — сразу впал в амбицию Гребенщиков. — За первый проступок наказание может быть условное, но уже за второй — получи по совокупности.

Судили, рядили и решили не записывать.

Гребенщиков испытывал чувство, в котором в равной мере наличествовали досада и облегчение. Сделав вид, что обиделся, он охотно вышел из игры, грозившей обострением отношений.

— Каждый пункт надо тщательно взвесить и просмотреть со всех сторон, — встрял в разговор Шевляков. Он уже оправился после шлепка, полученного от Збандута. — А то может произойти такое: придет к тебе горновой, достанет из кармана кодекс, откроет на заложенной странице и скажет: «Вы, товарищ начальник, сему документу не соответствуете, потому как у меня благожелательных чувств не вызываете. Физиономия у вас больно жирная, обвислая, лицезреть ее не особенно приятно». И что ты ему скажешь?