Владислав Титов - Проходчики. Всем смертям назло...

Письма… Они — как люди. Одни входят в дом тихо, незаметно, скромно, другие врываются с шумом, болью, вопросами. А ведь маленьких вопросов и проблем не бывает. Все относительно. И слезы, которые бегут от обиды, от неустроенности жизни, от полученной двойки, одинаково солоны и горьки.

«Дорогие супруги Титовы!

Я не могу выразить того, что чувствовала, когда прочитала повесть. Проглотила ее, не разжевывая, а когда опомнилась, был уже конец и послесловие Бориса Полевого как удар грома, как комок, перехвативший горло поперек. Я преклоняюсь перед вами. Мне 26 лет, имею сына и второго мужа. Порой кажется, что прожила уже полжизни. И ведь обидно, что люди по недомыслию или другим причинам отравляют жизнь себе и близким. Первый раз я вышла замуж в двадцать лет. Все было в радужном цвете, и казалось, что весь мир так же счастлив. А потом, потом все изменилось. Он стал приходить домой пьяным, посыпались угрозы, оскорбления, унижения. Всеми силами пыталась уговорить его, образумить, не тут-то было. А тут ребенок родился. Сын. Вадька. Муж пил и стал избивать меня. Я ушла. Потеряла всякую веру в любовь, чистоту отношений и прочее. И когда повстречала на своем пути другого человека, относилась к нему с крайним недоверием. Этим причинила много страданий и себе и ему. Он моложе меня. А мне нужен был не только муж, но и отец для ребенка. Решила, что не имею на этого человека права и не буду встречаться. Я не видела его несколько дней, а когда встретилась, поняла, что люблю и не просто люблю, а жить без него не могу. Скоро я стала его женой. И опять казалось — весь мир счастлив. Но горе ютилось рядом. Мы не ужились с его матерью и ушли на квартиру. Будто бы вновь все наладилось. Но в нашей семье что-то уже изменилось. А скоро повторилось прошлое. Муж стал приходить пьяным, и опять оскорбления, унижения. Я не узнавала его. Ласковый, обходительный, трезвый человек превращался в зверя. У меня уже нет сил бороться с этим. Все повторяется. Что мне делать? Посоветуйте, как спасти человека, семью?

«Здравствуй, дорогой Владислав!

С чувством глубокого уважения шлю тебе чистосердечный привет от себя, березовых рощ и перелесков, голубых озер и седого Днепра, от героической земли смоленской. Извини за беспокойство, но я давно собирался тебе написать и все не решался. Надеялся, что могу обменяться личными автографами на книжках, но… И вот, услышав по радио твой голос и кусочек из новой работы, рискнул написать коллеге по перу.

Случилось так, что когда я поставил последнюю точку на черновике первой рукописи, смоленское издательство закрыли. Естественно, моя рукопись «Соловьи Приднепровья» объемом пятнадцать печатных листов вернулась назад. Это повесть о жизни деревни шестидесятых годов. Нашим смоленским отделением Союза писателей она была одобрена, но в Москве нашли причины отказать в публикации. Но, как говорится, я не опустил руки и продолжал работать над второй повестью о красных следопытах и людях, которые погибли, защищая наш край в 1941 году. И эта рукопись одобрена нашим СП, но ее мне тоже вернули из издательства. Обе рукописи лежат в столе, так же как и сам я лежу вот уже четырнадцать лет из тридцати четырех.

Не пугайся, друг! Я не буду жаловаться на свою планиду. Главное же, это не зря прожить. Ведь я для чего-то рождался на свет! Неужели эти четырнадцать лет я переживал адовы муки для того, чтобы теперь умереть?

Помнишь, твой Серега бежал к железнодорожному полотну? Уверен, что ты прочитал Амлинского «Жизнь Эрнста Шаталова». Эрнст подбирался к окну. Испытал это и я, но пистолет дал осечку. На второй заход не хватило сил. А скорее всего струсил. После такой щекотки в черепке, видимо, включаются какие-то новые клетки, которые заставляют искать выход, чтобы не существовать, а жить. Если можно, разреши, я пришлю тебе свои рукописи. Я уверен, что ты не покривишь душой и скажешь то, чего они заслуживают. Твой суд будет самым справедливым в этом мире. Пойми меня правильно. Жить без надежды и цели в моем положении бесполезно. Все время лежу, иногда, когда чуть-чуть терпимо, сижу. Тогда из окна видны кусок неба и ломоть улицы.

«Я не нахожу слов, чтобы передать вам чувство искренней благодарности и восхищения. Обещаю, что буду стараться делать все, чтобы найти свое место в жизни и быть полезной людям.

Мне двадцать лет, ровно столько, сколько было вашей Тане. Уже пять лет я прикована к постели. Прикована навсегда, навек. Место в жизни… Нет надобности объяснять вам, что это значит для меня. Своей повестью и жизнью вы вселили надежду.

Нет, эти письма не пришли одно за другим, в одной пачке. Я нарочно подобрал их и расставил в таком порядке. Это из почты одной недели — 683 письма. Я не привожу здесь ответов, которые дал на все эти письма. И не потому, что ответы эти носят очень личный характер. Нет. Я приглашаю вас подумать над этими человеческими документами. Может быть, они откроют вам доселе неизвестную жизнь. И еще:

«В возрасте четырнадцати лет я заболел и после длительного пребывания в больнице на всю жизнь остался инвалидом. Передвигаюсь только с костылями. Некоторые люди смотрят на меня как на заморского зверька, а старушки ахают и крестятся. Временами рождается такое чувство, что ушел бы от людей, закрылся бы где-нибудь и никогда не встречался с ними. Ну а как без людей? Мне двадцать лет, начальную школу я закончил в своей деревне, и дальше надо было идти учиться в соседний поселок за сорок километров. В общежитие меня не приняли, в школу тоже не принимали. Мол, инвалидам не место в нормальной школе. Но после продолжительной тяжбы в роно и облоно в школу меня приняли. Жить пришлось на частной квартире, за километр от школы. С большими трудностями, но я закончил десять классов.

Поступил учиться в техникум, но заболел и закончить не смог. Выздоровев, решил устроиться на работу, но это оказалось не так просто. Везде я слышал: «Не можем, не имеем права брать инвалидов», «Иди в дом инвалидов, там тебе найдут дело». И все время приводили в пример Корчагина, Мересьева.

Поймите меня, я не хочу в дом инвалидов! Я хочу работать, иметь свою семью, жить свободным человеком. Только после восьми месяцев мытарств, когда газета «Новгородский комсомолец» опубликовала статью «Барьер равнодушия», мне предложили работу на полставки в библиотеке, Ничего не поделаешь, выбора нет, а жить-то нужно. Целый год дружил с девушкой, а она вышла за другого. У меня нет друзей, не успел ими обзавестись, все время по больницам, да и большинство людей таких, как я, обходят стороной. Как мне жить, посоветуйте, пожалуйста.