Владислав Титов - Проходчики. Всем смертям назло...

Михеичева слушали внимательно, не перебивали. Выступал он на собраниях редко, но говорил всегда дельно.

— Весь вопрос упирается вот во что: сумеем ли мы все вместе взятые — ИТР участка, проходчики, взрывники, слесаря, ВШТ — построить свою работу согласованно и ритмично. Почему вышла осечка со скоростной проходкой? Ведь не потому, что мы не хотим или не умеем работать. Мы очень желаем, чтобы уголь шел бесперебойно, дак и умеем работать так, как предписано… Но график скачет, как тачка на ухабах. Мы жертвуем выходными, отгулами, а штрек того… на одном месте. Отчего? Вот недавний случай. Уже второй по счету. Пришли на смену — опять нет арок. Почему нет? Крепи полный комплект, но козы с ней застряли на дальней разминовке. А когда загоняли порожняк под лаву, их забыли поставить впереди состава. Лава включилась работать на полную мощь, а у нас нет арок. Они есть, но стоят в полутора километрах, и, чтобы их доставить, надо остановить лаву, вывезти из-под нее наполовину груженный состав, загнать его на разминовку и толкнуть к нам козы. А эту разминовку все машинисты пуще зверя боятся, потому что на ней постоянно вагонетки бурятся. Ни диспетчер, ни дежурный по смене на это не пошли. Мы около двух часов ухлопали ни за понюх табака, палец о палец не ударили. Из-за того, что машинист шалопай, как многие на ВШТ. Не додумался потратить всего лишь одну минуту и вовремя доставить арки на место. Дак и какой машинист? Основной машинист прогулял, а вместо него поставили первого попавшегося человека. Или другой случай. Мы стараемся изо всех сил, а где и через бурки бурим, приходит взрывник, а подносчик не доставил глину для пыжей. Мелочь? Дак мелочь-то мелочью, но без нее нельзя палить. И вот тебе — тридцать восемь минут тю-тю, как корова языком слизала. Тут кто-то сомневался насчет наших шахтерских способностей. Я не согласен с ним. Мы что ни на есть настоящие советские шахтеры, потому что трудимся, как велит совесть и человеческий долг. Одна беда у нас. Еще не научились организованно, дисциплинированно работать. Если научимся этой премудрости — горы свернем. Теперь основное. Ну, хорошо, получится у нас этот рекорд, оторвемся от лавы, что дальше? Нормой эту скорость нам вряд ли удастся сделать, тем более что в лаве техника современная, а в штреке дедовская.

— Решается вопрос об удлинении лавы, — не вставая с места, сказал Плотников. — Когда она станет протяженнее, то, естественно, скорость подвигания груди забоя несколько уменьшится. И обычных темпов проходки, я думаю, будет достаточно. Но это, сами понимаете, за один день не сделаешь. Все решат расчеты. Они делаются. Удлинять лаву придется ступенчатым способом. А на это требуется время.

— Это уже разговор по существу, — сказал Петр Васильевич и сошел с трибуны.

— За тем и собрались, — в тон ему ответил Плотников, поднимаясь с места. — Ставлю вопрос на голосование. Кто за рекорд, поднимите руки.

Голосовали тихо, но дружно. Виктор с Вадимом вскинули руки разом, как в пионерском салюте, солидно поднял ладонь вверх Гаврила Кошкарев, за ним Дутов, Борис оглядывался по сторонам и от голосования воздержался.

За столом президиума сиял возбужденный Кульков. Его родная идея, идея рекорда получила почти единогласную поддержку шахтеров. Дело будет сделано!

Новый год ждали с нетерпением и затаенной надеждой на новые удачи, новое счастье. А старый завывал метелями, наметал сугробы, да такие, что дорога к шахте походила на колонну белых верблюдов, застрявших по живот в снегу, и пробиться по ней на автомобиле стало делом рискованным. Кутаясь в шарфы и воротники, спешили шахтеры, одни домой, в привычное тепло обжитых квартир, другие в шахту; шурша робами, толпились у ствола, садились в клеть и ныряли в глубину, в темный неуют подземных лабиринтов.

С утра до поздних сумерек в сугробах, щедро наметенных вокруг школы и шахтерского клуба, кишела детвора, скрипели лыжи, санки, разноголосый шум наполнял поседевший от изморози поселок жизнью, предвестием того, что все они — и дома, и люди — постарели еще на год, но нисколько не жалеют о том, потому что самое главное, самое важное в их жизни еще впереди.

Виктор с Вадимом долго гадали, как им получше, поинтереснее встретить праздник. Хотелось чего-то необыкновенного. Друзья долго бы еще судили-рядили, если бы в самый канун не ткнулись носом в огромную афишу, где разноцветными буквами сообщалось, что в клубе состоится бал с масками, фейерверками, викторинами и танцами до утра под шахтерский джаз-оркестр.

На бал собирались тщательно и долго.

— Культурный человек всегда должен быть при галстуке, — поучал Борис. — Галстук — это знак того, что ты человек благородных кровей.

— Насчет кровей Борис фрайернулся, — сказал Вадим. — Но по такому поводу селедочку бы надо подцепить. Хочешь мой, с серебряной ниткой?

— Что я — артист какой, что ли?

— Оно так, конечно. Проходчики-скоростники-рекордисты могут совсем голыми шастать. — Вадим спрятал улыбку и притворно вздохнул. — Черноглазая придет…

— Почем знаешь? — быстро спросил Витька.

— Где ты видел, чтобы молодая, красивая девушка под Новый год дома сидела?

— Если она не замужем, разумеется, — уточнил Борис. — Могут быть и другие варианты. Вполне вероятно, что не одному тебе она приглянулась.

Витька почесал затылок. Человек доверчивый, все принимая за чистую монету, теперь он мучился в сомнениях. «Почему она так улыбалась?»

— Вадик, а не слишком ярок твой серебристый?

— Галстуки с блесткой шик-модерн сейчас! — восхищенно сказал Борис. — Их металлическое сияние намекает на то, что наши предки носили кольчуги.

Когда они вошли в клуб, оркестр играл танго. Володя Пузачев, руководитель оркестра, мелко дрожал ослепительно блестящим саксофоном, пучил глаза, как-то подленько и угодливо сгибал колени и горбился. Инструмент хрипел и заглушал электрогитару. Справа от Пузачева сидел Гриша Ефимов, отчаянно колотил по многочисленным барабанам, подскакивая на стуле и закатывая глаза.

В середине зала ритмично дергались несколько пар. Гена Петраков, в широких, расклешенных брюках, с волосами, упавшими на плечи, крутил перед Мариной замысловатые кренделя и, заметив вошедших парней, подмигнул им. Маринка с улыбкой помахала Вадиму.

Танцевать Витька любил и относился к этому занятию серьезно, даже почтительно. Вадим рядом с ним выглядел отчаянным, но запуганным боксером. Все его движения в танце напоминали тренировку спортсмена у подвесного мешка. Он делал неуклюжие выпады в разные стороны, частил ногами, суетился, словно боялся, что сейчас получит удар в челюсть и очутится в глубоком нокауте.

— Тебе нравится Маринка? — танцуя, спросил Витька.