Владислав Титов - Проходчики. Всем смертям назло...

— С ней приятно танцевать.

— И все?

— Уж очень она какая-то… — Он подыскивал нужное слово, посматривая в ее сторону. — Понимаешь, не могу я представить ее матерью моих детей.

— Ого! — воскликнул Витька. — Вон куда хватил! Чтобы представить это, надо вначале полюбить.

— Ты знаешь, ведь я с ней только здесь, на танцах, а на большее меня не хватает. Даже проводить охоты нет. А танцевать с ней приятно. Молча только, а как заговорит… — Он сморщил нос.

— Не морочил бы ты ей голову.

— Тю-у-у, проповедник нашелся! Галстук шею не давит? Задумчивый ты какой-то сегодня.

Галстук действительно давил. Черноглазой нигде не было. Народ все прибывал. В клубе становилось тепло и тесно. Оркестр играл почти без остановок, как долгоиграющая пластинка.

Петраков отпустил наконец Маринку. Вадим увлек ее в середину танцующих, и оставшийся один Витька потерял их из виду. Он отошел в сторону и снял галстук. Терпеть его было невмоготу. Парень сунул в карман «серебристый намек» и в тот же миг увидел ее. Черноглазая стояла метрах в пяти в ярком кримпленовом платье, улыбаясь, рассказывала что-то высокой, длинноногой подружке.

«Не замужем», — замирая от волнения, почему-то подумал Витька.

На эстраду к оркестру во фраке, с галстуком бабочкой вышел Игорь Малахов. Медленно поднес к губам большой черный микрофон, минуту помолчал, набрал в легкие воздух и запел:

Это была любимая Витькина песня. Она производила на него странное, непонятное действие. По спине, щекам, шее у него ползли мурашки, ему хотелось спрятаться в темный угол и отдаться грусти. Тропинину становилось жаль людей, которых разлучала злая судьба с родными местами, жаль их несбывшихся желаний, несостоявшейся любви, большой и сильной, как они сами. Ему делалось жалко себя, потому что это он давно не бывал в Донбассе, это его первая, прекрасная, но еще не изведанная любовь, живет в том далеком шахтерском городке.

Потом Виктору начинало казаться, что он прожил на свете сто лет и все прошло, ничего в его жизни не будет — ни любви, ни радости, ни счастья, потому что прекрасная Галя, Галина Петровна из песни, достанется другому, а если не будет ее, не станет Донбасса, зачем тогда жить.

Печаль сменялась радостью, и тогда ему до щемящей боли в груди хотелось жить, потому что где-то рядом с ним, совсем недалеко, живет она, его Галя, которую он непременно должен встретить и полюбить.

пел Малахов, и Витьке уже казалось, что это о нем и о черноглазой поется в песне.

«Сейчас подойду и приглашу на танец, — подумал он и не мог сдвинуться с места. — Если не я, то кто-то другой пригласит», — испугался Витька, делая шаг вперед.

Она обернулась и посмотрела на него. Он опустил глаза, чувствуя, что в лицо ему плеснули кипятком.

«Как рак вареный, и уши кумачовые! — думал про себя Виктор, несмело пробираясь к черноглазой. — Жених замухрысчатый! Олух царя небесного! Где же Вадька? Тоже мне, друг! Вертится где-то, а тут… Сейчас ее пригласят. Жорик… уже идет».

Витька, как на край пропасти, сделал последний шаг и пересохшими губами промямлил:

— Девушка…

Она мило улыбнулась и коротко бросила:

— Пожалуйста.

Что-либо соображать Витька стал лишь через минуту. Теперь он напоминал испуганного боксера, побывавшего в глубоком нокдауне.

— Зачем же такой красивый галстук прятать в кармане? — мягким, певучим голосом спросила она и посмотрела на него большими иссиня-черными глазами.

— Кто?..

— Не я же…

— Так это… Вы в расчетном отделе работаете?. — спросил Витька и втянул голову. «Несчастный я человек… Вопроса путевого задать не могу».

— Я думала, вы поинтересуетесь, как меня зовут, — сказала она и вновь улыбнулась.

— Я… хотел спросить.

— Лариса.

— А меня Виктор… Тропинин…

— И работаете вы на Первом западе. Рекорд собираетесь поставить.

— Точно! — обрадовался Витька. — А откуда вы знаете?

— Я же в расчетном работаю, как вы заметили.

«Болван! Заладил, как попугай — точно, точно», — пресек сам себя.

— Вам эта песня нравится? — Он посмотрел ей прямо в глаза, она опустила взгляд, отрицательно качнула головой.

— Не очень.

Витька опять смутился. Он до сих пор не думал о том, что песня может кому-то не нравиться, и теперь чувствовал себя неловко перед Ларисой и оттого, что спросил, и оттого, что песня ему очень нравится, а ей нет. И виноват во всем этом несоответствии, вероятно, он.

Лариса танцевала легко и свободно. Зал притих, и только шарканье ног по полу, голос певца да тихие аккорды аккомпанемента, сливаясь в одном ритме, плавно качались, будто легкое судно на пологой волне. В кругу танцующих, в паре с Маринкой, проплыл Вадим, удивленно вскинул брови и, лавируя между парами, приблизился к Витьке.

— Сэ-э-р, — нараспев протянул Вадим. — Куда подевался клок мамонта? — и за спиной у Маринки поднял большой палец вверх — мол, «во, дивчина!».

Вальс кончился. Виктор проводил Ларису к подружке, хотел отойти в сторону, но длинноногая девушка была занята разговором, оставлять одну Ларису было неловко, и он, переминаясь с ноги на ногу, стоял около, нее, хотел о чем-то спросить и никак не мог придумать вопроса.

— Странно… только привыкнешь к старому году и вдруг Новый… — сказала Лариса.

— Прошлый Новый год мы с Вадимом в балке встречали, — сказал Виктор. «Во, болван, нашел чем хвастаться!»

— Ой, интересно как! — удивилась Лариса. — Расскажите, пожалуйста.

Оркестр заиграл быстрый танец, зал дрогнул.

— Можно?.. — сказал Витька.

Она согласно кивнула.

Звуки танца входили в них широкой взбудораженной рекой, наполняли радостью и выплескивались наружу в их движениях, принося ощущение свободы и счастья.

Глаза Ларисы возбужденно горели, их цыганская темнота посветлела, стала ласковой, мягкой и такой глубокой, что Витька тонул в них, как в омуте, не в силах оторвать взгляда. В этот миг Лариса действительно была «отчаянно красива», и Виктору стало страшно: как он мог жить, работать, не видя этой красоты?

Никогда в жизни ничего так сильно не хотел Витька, как того, чтобы этот танец продолжался бесконечно. В голове у Виктора слегка кружилось, он ничего не видел вокруг себя, кроме милого, улыбающегося лица Ларисы. Порой ему начинало казаться, что он всю жизнь, с самого начала, знал эту девушку, ради нее только жил, потом пугался того, что это не так, что он не может ей понравиться…

Разноцветными огнями вспыхнула елка. Сверху, справа и слева блеснули шары, плеснули на собравшихся яркими лучами перемешанной и расколотой на части радуги. Рука Витьки коснулась руки Ларисы, он вздрогнул, отдернул, потом осмелел, прикоснулся вновь, сжал пальцы и увлек к елке. Лариса не сопротивлялась.