Владислав Титов - Проходчики. Всем смертям назло...

Забой был тщательно очищен от породы, рельсы наращены, и слева, в полуметре от последней арки, темнела ямка для установления следующей стойки.

«Не теряли ребята времени даром».

Тропинин хозяйским глазом окинул место предстоящей работы и остался доволен. На всякий случай обстукал кровлю клеваком, потолок звенел монолитом.

«Интересно, сколько тут тонн? А если до самой поверхности?»

Он вдруг представил себе луг, тот, что был за балкой, большой, просторный, и маленькие, будто карликовые, ромашки на нем. Витька даже удивился. С чего-то вдруг здесь, в мрачном коридоре, ему прибредился живой, солнечный луг, плеснул в глаза ярким разнотравьем и ничего не вызывал в памяти, только почему-то те, раз виденные, крохотные цветы?

Та яркая безбрежность там, на поверхности, никак не совмещалась с сырым, холодным мраком штрека, и Витька тщетно пытался найти что-то общее, что, на его взгляд, должно было соединить, протянуть хоть какую-нибудь ниточку от бурлящей на-гора жизни к той, что давно отшумела и потухла.

Он подумал о том, что весной надо непременно сходить на тот луг вместе с Ларисой и нарвать большой букет тех маленьких ромашек.

«Лариса…»

Яркость дня там, над его головой, налилась ослепительной радугой. Вот она бежит по зеленой траве, и огромное солнце, заполнившее все пространство, играет в складках ее платья, путается лучами в черных волосах, отражается в глазах, и все вокруг звенит каким-то тревожащим душу, сладко-пьянящим звоном.

«Витя, ты любишь меня?»

Трелями уходят к солнцу птицы, наклоняется земля, и Витька бежит под горку, никак не может остановиться и чувствует, что сейчас подпрыгнет и полетит.

«Витя, я люблю тебя. Слышишь, люблю!»

…На прошлой неделе Витька впервые поцеловал ее.

«Зачем ты, Витя?» — дрогнувшим голосом сказала она.

«Я люблю тебя, Лариса! Очень люблю! Я не могу жить без тебя, милая моя». Он опять приник к ее губам, она обняла его за шею и всем телом подалась к нему.

С неба сыпалась пороша, за углом мерцал далекий фонарь, почти рядом скрипнули чьи-то шаги, но то был иной, чуждый им мир, неощущаемый и невоспринимаемый.

«Лариса, ты любишь меня? Скажи, любишь?»

Она опустила голову и еле заметно кивнула.

«Нет, ты скажи: люблю».

«Люблю», — прошептала она.

«Еще, еще, еще!» — горячо просил Витька, целуя ее лицо.

«Никакой совести нет у этой молодежи», — скрипуче проворчал женский голос.

«Сама молодой не была, что ли, — урезонил мужской голос. — Забыла, как это делается? Давай напомню!»

Мужчина гикнул, попытался обнять закутанную в шаль спутницу, но та грубо оттолкнула его.

«Иди, старый черт! Завидно стало?»

Витька взял Ларису за руку, и, вздымая снег, они побежали. У школы Лариса остановилась. Витька отдышался, подхватил ее на руки и закружил.

«Хочешь, я на весь поселок прокричу, что люблю тебя?»

«Витя, я верю».

…Около забоя с кровли тоненькой струйкой сбегала вода. Тропинин поплевал на руки и взял топор. Острие хищно сверкнуло в луче света, он с удовольствием тронул лезвие пальцем. «Точно! Бриться можно».

— Вадик, смени коронки, я обрублю опору. Мы это дело, как с небоскреба!..

— Слушай, Витька… — испуганным голосом проговорил Гайворонский. — У нас нет запасных рельсов.

— Зачем они нам?

— Нам-то они не нужны, а как следующая смена работать будет? Машина до забоя ковшом не достанет.

— Как нет? Почему нет? — Тропинин все понял и опустил руки.

— Очень просто! Выдвижные, видишь, на пределе, а новых ни одной. Забыли доставить. Ребята без этих железяк смену ухлопают.

— Ты что — обалдел?

— Да ты вон куда посмотри! — разозлился Вадим, кидая луч света в сторону. — Пустой след от рельсов остался. Нет, я этого так не оставлю! — Вадим метнулся вдоль забоя, подскочил к Витьке. — Что ты стоишь, как истукан! Нет, этого оставлять так нельзя. Сплошное вредительство! Я к Кулькову… Все, точка, иду звонить! Ох, я ему сейчас речь скажу! Ох, какую я ему речь скажу!

— Кульков не обязан доставлять нам рельсы, — Витька поник.

— Как так «не обязан»? А «Прожектор» для чего создавал? Это его прямая обязанность — следить за своевременной доставкой материалов! А он что?.. Баклуши бьет!

— Да замолчи ты, балаболка! — Виктор что-то соображал. — Пока туда-сюда будем мотаться, смена закончится. За час-два рельсы теперь сам архангел не доставит. Самим надо что-то предпринимать, и немедленно!

— Может, домну с прокатным станом соорудим и это самое… сами… — Вадим делал непонятные жесты руками.

— Топор ты мастак отыскать, а где раздобыть пару рельсов, шариков не хватает?

— Давай, мыслитель, изобретай лисапет, я побегу к телефону, едри те три дрына!

Задыхаясь от злобы, оскользаясь на мокрых шпалах и кляня комсомольского секретаря на чем свет стоит, Вадим бежал к телефонному аппарату, расположенному метрах в десяти от погрузочного люка. Не переводя дыхания, рванул из зажимов трубку, дунул в нее, грохнул кулаком по рычагу.

— Соединяю, — пропела телефонистка.

Вадиму показалось, что она издевается над ним, умышленно медленно перетыкает штепсели и нарочно растягивает слова.

«Куда ей спешить. Тепло, светло и не капает над головой!»

— Василий Иванович? — спросил Вадим.

— Да-а-а-а, слушаю-ю-ю-у…

«И этот прохвост дремлет в кресле!»

— Так вот, разлюбезный!

Мысли вдруг покинули его голову. Парень стиснул трубку, как горло хорька.

— Я немедленно выезжаю на-гора и набью тебе… — Он переложил трубку к другому уху.

— Кто говорит? — властно гукнуло около уха.

— Какого хрена «Прожектор» спит?

— Какой прожектор? Кто у телефона?

— Ты что думаешь, ППМ это лисапет и может обойтись без рельсов? — Дыхание у Вадима восстановилось, он взял себя в руки. «Скажи спасибо трубке, а то я бы тебя приласкал».

— Вы толком объяснить можете?

— Толком говорит Гайворонский. Мы спустились в забой, а для следующей смены нет рельсов.

— Она еще не наступила. И какое тебе дело до этого?

Вадим снова ощутил приступ злости и опять переложил трубку.

— …три дрына!..

— Что, что?

— Рекорд лопнет, как… — Сравнение, слышанное от Дутова, парень проглотил.

— Может, ты, Гайворонский, предполагаешь, что я спущусь в шахту и поднесу вам рельсы?

— Тебя сюда не пустят. Зачем «Прожектор» создавали? — Он внезапно почувствовал, что напрасно горячится, зря бежал, звонил, тратил время и трепал нервы.

— «Прожектористы» безответственно подходят к комсомольским поручениям. И мы обсудим их на заседании бюро. Кто возглавляет «Прожектор»?

— Козьма Прутков.

Трубка помолчала.

— Не солидно, Гайворонский… Положение сложилось серьезное, а ты шутками забавляешься. Не по-комсомольски это. Ты думаешь, что у меня только и забот — ваш штрек. Ошибаешься.