Владислав Титов - Проходчики. Всем смертям назло...

— Если бы мне только кистей недоставало… А то отчекрыжили… дальше некуда, — вздохнул Сергей.

— Ты не унывай! — бодро перебил его мастер. — Главное, чтобы человек сам себя не потерял вместе с конечностями. Вот ведь в чем вопрос! А руки… Дело всегда найдется. Было бы желание и… — мастер потряс кулаком, — это самое… понял?..

…Серым, непогожим днем Петровы возвращались в. Луганск. В купе сидели втроем. Щуплая седая женщина лет шестидесяти, их попутчица, переводила взгляд с Сергея на Таню, с Тани на Сергея и украдкой вздыхала, Всем было неловко и потому молчали. Вагон вздрагивал, как в ознобе, дробно стучал колесами, за окном мелькала тусклая, однообразная картина, и мысли Сергея текли медленно и безрадостно. «Неужели ничего не смогу делать протезом? Не может быть. Я должен научиться. Просто обязан! Иначе как же тогда… Ведь для чего-то же делают их. Пусть неуклюж, некрасив, но это, наверное, с непривычки. Да разве в красоте дело! Лишь бы работать научиться ими».

— Жена али кто будешь? — осмелев, быстро спросила попутчица.

— Жена, — коротко ответила Таня и вся как-то подобралась и вытянулась.

— Пензия-то хоть большая? — допытывалась старушка.

— Нам хватает! — резко сказала Таня и отвернулась к окну.

Сергей попросил папиросу, и Таня, ловко чиркнув спичкой, прикурила ее и подала ему.

— Спасибо! — буркнул он и вышел в тамбур.

«Ну и вредный народ эти бабки! И все-то им надо, до всего-то им дело. Теперь, пока всю биографию не разузнает, не отстанет!» — с раздражением думал Сергей, затягиваясь папиросой. Постепенно он успокоился, и мысли его опять занялись протезом.

«Вот хотя бы для начала научиться папиросу держать», — Сергей согнул протез в локте и поднял кисть ко рту. В соседнем купе щелкнула дверь, и в коридор вышла женщина. Он засмущался и опустил протез. «Можно! — радостно мелькнуло в голове. — А там, глядишь, и…» Разогнувшись в локте, протез упал вниз и громко стукнул кистью о поручень. Из-за двери выглянула Таня, и Сергей, окончательно смущенный, ушел в купе. «Если бы живой рукой так ударился, было бы больно», — зло подумал он, но тут же прогнал эту мысль. Успокоившись, стал строить планы, как он начнет осваивать протез.

Таня сидела рядом, веселыми глазами смотрела на мужа, и весь ее вид без слов говорил: «Все в порядке, Сережа! Операция позади, мы едем домой, а там все будет хорошо». «Все будет хорошо!» — улыбнувшись одними глазами, поддержал ее Сергей.

Старушка осмелела и нетерпеливо ерзала по лавке. «Непременно допрос над Татьяной учинила, — сдерживая улыбку, подумал Сергей, — и по позе видно, всю подноготную нашу знает. Таня, она человек общительный, любит поговорить».

— То, что от мамы на частную квартиру ушли, так это нехорошо, — очевидно продолжая прерванный разговор, сказала старушка.

— Ничего плохого тут нет, — возразила Таня. — Комнатка у нее маленькая, и потом, зачем ей и видеть, и переживать наши невзгоды. Мы так решили.

— За квартиру-то сколько берут?

— Двадцать рублей.

— Хреста на них нет, на хозяевах ваших!

— А мы неверующие, — вступил в разговор Сергей.

— Вы вот что, касатики… — медленно сказала старушка, — переходите-ка жить ко мне. Платы мне никакой не надо, нам со стариком пензии хватает. Места на всех будет. Переходите. И нам веселее, и вам сподручнее. Дом у нас свой, кирпичный, под черепицу, газ намедни провели. Переходите, касатики.

— Ну что вы, Даниловна, — смущенно ответила Таня. — Нам и там хорошо. Правда, Сереж?

— Как же? Вот так сразу и… переходите. Вы нас, мы вас не знаем, — возразил Сергей.

— И-и-и-их, сынок… — вздохнула Даниловна и подперла подбородок рукой, — шестьдесят второй годок на людей гляжу, чай, пора и различать их научиться. На лбу у каждого, и не написано, кто он, да все равно видно.

Она сидела маленькая, тихая, с большими грубыми руками в темных прожилках вен, и Сергею вдруг стало стыдно за свои скоропалительные мысли о ней. «Из породы Егорычей», — подумал он.

— Спасибо, Даниловна! — искренне сказал Сергей. — Пока нужды большой в этом нет, а припечет…

— Дело ваше. Подумайте. А адресок на всяк случай возьмите. Это недалеко от вас, на улице Артема. И перебраться поможем.

В Луганск поезд пришел вечером. Над городом висели тяжелые осенние тучи, сеял холодный дождь. Тане, как и в день отъезда, хотелось пройтись пешком, но, видя желание Сергея скорее добраться домой, она передумала и взяла такси.

Сергею действительно очень хотелось скорее попасть домой.

Ставшие нестерпимыми фантомные боли в отсутствующих конечностях подтверждали предположение о том, что с протезом не так-то легко сжиться. Желание сбросить его с себя как можно скорее становилось с каждой минутой все настойчивей и непреоборимей. Казалось, сними сейчас протез — и сразу же утихнут, угомонятся обжигающие боли в пальцах, локтях, мышцах, перестанут выкручиваться несуществующие, суставы и исчезнет сковывающая все тело тяжесть.

«Так вот какой ты жестокий!» — думал Сергей.

Ночью он долго не мог заснуть: Беспокойно ворочался с боку на бок, не находя телу удобного положения. Ждал, когда утихнут боли, а они не утихали. Мысленно сжимал и разжимал кулаки и чувствовал, как у самого плеча дергаются мышцы, больно натягивая кожу.

После харьковской операции воображаемый средний палец на правой руке заметно переставал слушаться. Он словно прирос к большому, и все попытки Сергея оторвать его не приносили успеха. У безымянного пальца исчезло ощущение ногтя. В последние дни он сильно болел, словно ноготь медленно срывали, и вот боль ушла, и вместе с ней ушло ощущение ногтя. Сергей знал из рассказов врачей, что ощущение ампутированных рук может совсем, навсегда исчезнуть. Знал и боялся этого. Вот уже полгода, как у него нет рук, но он чувствует их, они живут в ощущениях, снятся по ночам, болят всеми болячками и царапинами, приобретенными еще в детстве и в последующие годы. Особенно отчетливо Сергей чувствовал указательный палец левой руки и порез на нем ниже сгиба.

Ему было лет восемь, когда, играя перочинным ножом, он поранил палец. Восьмилетний Сережа очень перепугался и с оглушительным ревом прибежал к матери:

— Палец отрезал, что же теперь будет?!

Но все обошлось. Палец зажил, только остался на всю жизнь бугристый шрам.

И вот теперь, спустя полгода после ампутации рук, потерять их еще раз было страшно. Однажды он хотел рассказать Тане об ощущении рук, но она неожиданно заплакала и, уткнувшись ему в грудь, попросила: «Не надо, Сережа, я боюсь…»

Теперь, лежа рядом с ней, Сергей не решался поделиться своими опасениями.

— Почему не спишь, Сережа? — шепотом спросила Таня.

— А ты?

— Я…

Таня замолчала. По окну шуршал дождь, далеко в ночи тяжело пыхтел паровоз, протяжно и жалобно гудел, словно безнадежно звал кого-то на помощь. Сергей вдруг воскликнул: