Юрий Петухов - Влюбленные

— Не бойтесь, вы ее не бойтесь! — говорила брюнетка. — Она вас не запачкает. Лапки у нас чистые. Да, Мими? Их можно даже целовать. Вот так! Вот так! Прямо из комнаты я в сумке принесла ее в вагон, а перед этим мы искупались в ванной, да, Мими?.. Сиди спокойно! — Но собачонка прыгала, вертелась, глядя черными пуговками глаз сквозь свесившуюся шерсть.

У Мими был свой багаж: сумка, в которой хозяйка носила ее, узкий поводок из дорогой кожи, сковородка со специально для нее приготовленными котлетками.

— Гу-у, моя чистенькая, гу-у, моя хорошенькая…

Брюнетка терлась лицом о собачонку, целовала ее в мордочку. Поела сама, накормила Мими, потом достала из несессера расческу, ножницы — тоже специальные — и стала расчесывать ее, подстригать, не переставая гукать и разговаривать с Мими, как с ребенком.

— Вы и билет на нее брали? — спросила Нина.

— А как же! Мими, тебя спрашивают! Ты едешь по билету, да? Ну, скажи, скажи тете! — добивалась она до тех пор, пока Мими не тявкнула, что означало — да.

Брюнетка еще долго болтала с собачкой, художественно обрабатывая ее ножницами и щеточками, а Нина поднялась на полку и притворилась спящей.

Закрыла глаза — и сразу же увидела море, зыбучее, сверкающее…

К вечеру в вагоне похолодало. Нина свесила голову с полки и посмотрела в окно — шел дождь со снегом.

«А в Москве, наверное, и совсем еще холодно. В этом Крыму я все перепутала…»

На одном полустанке, когда поезд замедлил ход, она отчетливо услышала в темноте журавлиные крики.

Летят на север в непогодь. Торопятся, устали. Их ждут разливы рек, студеная, с ледком, болотная вода, в которой горьковатый ивняк, мохнатые сосенки, березки — все полнится соком, пьет настой из прелых трав, отогревается на солнце. Там черемуха, камыши, травы на пригорках. Там мальчишки жгут костры, обогревая промоченные в ручьях ноги…

Ночью почти не спала. Все думалось.

Сквозь дождевые завесы поезд мчал ее в Москву. Прежде чем вернуться домой, Нине хотелось повидаться с Верой Антоновной.

Утром в купе ввалился крупный мужчина с девочкой лет пяти, маленькой и хрупкой, как одуванчик. Он шумно дышал, втаскивая пузатые чемоданы, заботливо снял пальто с девочки, сменил ей носки. Мими тотчас же полезла к ним, но мужчина не очень вежливо загнал ее ногой под лавку.

— Не бойтесь, она вас не запачкает, — все так же любезно заговорила брюнетка, подняв с пола зло взвизгивающую Мими и посадив ее на колени. — Мими всегда чистенькая. Да, Мими?

— Что вы! Это я боюсь, как бы мы ее не испачкали, — буркнул мужчина, продолжая переодевать девочку.

Брюнетка почувствовала колкость и как старой знакомой улыбнулась Нине — вот, а было так хорошо! Но ей не молчалось, и она с той же интонацией, с которой разговаривала с Мими, обратилась к девочке:

— О-о, какой заботливый у тебя дедушка.

Мужчина повернул к ней крупное лицо и сказал тихо, но внятно:

— Она мне не внучка. Она моя дочь.

— Неужели? — чему-то обрадовалась брюнетка. — От которого брака?

— От первого, мадам.

— О-о! Так я вам и поверила! У нас сосед ваших лет, видный химик, так у него дети от трех жен. Старшие уже в университете учатся, а от последней жены — совсем крохи.

— Химик — молодец. Нынче химики вообще преуспевают. Ну а я нерасторопен оказался.

— Да, пожалуй… — тихо улыбаясь и вовлекая глазами в разговор Нину, пропела брюнетка.

— А у вас дети есть?

— У меня?.. Еще успею. Нанянчусь.

— Ну конечно, конечно. Главное, чтобы практика была, навыки приобрести, — и мужчина указательным пальцем стукнул по носу Мими.

Собачонка зарычала, открыв зубки-шильца, а ее маленькая хозяйка повторила лицом ее злое выражение.

— Поосторожнее! А если я так вашу… — Спохватилась. — У вас, как я догадываюсь, практика была богатейшая, если вы так поздно женились!

— Да-а, богатейшая! Жизнь прожита бурно! Трех любовниц зарезал!

— Не мелите ерунду! — брюнетка оскорбилась и, подхватив Мими, вышла в коридор.

Мужчина захохотал, выпрямился во весь свой исполинский рост и, глянув на Нину, в ее тоскливо-пустые, лишь со слабым намеком на усмешку глаза, спросил:

— Мы вас потревожили?

— Нет.

— Я не хам. Я покладист, но иногда приходится хамить… Ничего, если я обращусь к вам с просьбой? Побудьте с Натой, пока я сполоснусь немного.

— Давайте ее сюда.

Мужчина, словно перышко, поднял девочку на полку и, взяв мыльницу, полотенце, оставил их вдвоем.

— Я не упаду, — девочка тихохонько повела плечиками, освобождаясь от поддерживающих ее рук.

— Как тебя зовут?

— Разве вы не слышали?.. Натой. А еще папа меня называет Натальей Константиновной. Это если у нас есть гости и у папы хорошее настроение.

Девочка говорила рассудительно, слова произносила отчетливо, как обычно говорят дети, недавно научившиеся связной речи.

— Натальей Константиновной? — без тени улыбки переспросила Нина, сделав ударение на отчестве.

— Да… Вы меня где-то уже видели?

— Нет, не видела.

Они смотрели друг на друга, девочка — с настороженностью, Нина — как бы узнавая в ней что-то близкое, родное и навсегда потерянное.

— А вот и я! Быстро?

Мужчина вернулся раскрасневшийся, с брызгами в курчавых волосах. И как не упорствовала Нина, он усадил ее к столику, достал из чемодана всяческую снедь, шумно разговаривал, стараясь вывести ее из состояния отрешенности.

К вечеру купе укомплектовалось полностью — вошла женщина лет тридцати пяти, высокая, с приятным, чем-то озабоченным лицом. Ее трогательно и бережно провожал муж, очкастый, в сером игольчатом пальто с поднятым воротником: шел мелкий дождь.

— Все будет отлично, — говорил он. — И пожалуйста, будешь ложиться спать — опусти штору, а еще лучше — головой к двери. Не простудись!

Поезд тронулся, а он все еще был в вагоне. Поцеловал жену, точно клюнул своим крупным толстым носом, выскочил на ходу и еще долго бежал возле окна.

Женщина положила чемодан на полку, но в купе не вошла. Села в коридоре на откидной стульчик, закурила. Под глазами у нее были коричневые дуги.

Следующую ночь Нина спала крепко. Но где-то за полночь, возможно, уже под утро, проснулась от приглушенного разговора в купе. Открыла глаза. Темно, синеватый свет сверху, чем-то сразу же напомнивший зимнюю звездную ночь.

Разговаривали седовласый мужчина с новой пассажиркой. Брюнетка с собачкой спали, обе свернувшись калачиком под одним одеялом, безмятежно спала и девочка, а отец сидел возле нее. Большой и грузный, он не мог поместиться с ней на одной полке и решил бодрствовать.

— Займите мое место, — предложила женщина.

— Что вы, что вы? — он протестующе махнул рукой.

— Я все равно не лягу.

— И напрасно. Почему вы не хотите лечь?