Леонид Степанов - Бранденбургские ворота

— Туда поступили недавно два наши трактора.

— Это уже из новой партии? Не из первой тысячи?

— Сверх того.

— Когда мы начинали коллективизацию, нам и одного трактора никто не дал.

— Некому было давать.

Разговаривая с советником, Андрей старался держаться так, словно у того было обычное лицо, а не страшная маска. Правда, это было нелегко.

Шофера Кондрат Тимофеевич отпустил: любил сам «покрутить баранку». Машину водить он начал еще до войны. Участвовал в каком-то трудном, даже героическом по тем временам осоавиахимовском автопробеге. А на фронте — хотя ему, крупному политработнику, это было вовсе не обязательно — мастерски научился водить «тридцатьчетверку».

Черный ЗИС проехал по тихим улицам Карлсхорста и вышел на щербатое асфальтовое шоссе, ведущее от Берлина прямо на восток, к городу Франкфурт-на-Одере. До него, по представлениям Бугрова, было километров шестьдесят.

Советник прибавил газу — тополя по обе стороны шоссе замелькали чаще.

— Неказистая дорожка по сравнению с автобаном, а вот поди ж ты — обозначена на картах третьего рейха «дорогой номер один». И все потому, что это главное стратегическое направление — Варшава, Брест, Москва. «Drang nach Osten» [55] Натиск, вторжение на восток. , одним словом. Да именно по этой дороге пошла война к нам. И по ней же вернулась обратно в сорок пятом…

Советник откуда-то знал уже, что Андрей принимал участие в боях за Берлин и едва не погиб у рейхстага.

— Тяжелое было ранение?

— Едва отходили.

Умолкли, каждый вспомнил свое, но сходное — из тех последних дней войны, наполненных предчувствием близкой победы и оборванных тяжелым ранением, долгим беспамятством.

Словно поддавшись их настроению, небо покрылось дымчатой вуалью. Широкий ландшафт холмистых полей сделался сумеречным и печальным. Начинались Зееловские высоты — арена огромного кровопролитного сражения. Самого последнего перед штурмом Берлина.

— Масштабы этого сражения представляете? — спросил советник, сбавляя скорость.

— Честно говоря, смутно. Ничего основательного о Зееловском сражении еще не написано.

— Меж тем по масштабам, по количеству участников и техники оно приближается к операции на Курской дуге. Гитлер посадил на этих холмах около миллиона солдат, поставил более десяти тысяч орудий и минометов, запустил полторы тысячи танков и самоходок, три тысячи самолетов…

— Огромная сила. Но я думаю, и у нас не меньше было?

— Не меньше. Однако тройного перевеса мы не имели, как полагается для наступающей стороны. Кроме того, рельеф и погодные условия были против нас. Апрель, весна, почва превратилась в жидкую вязкую грязь, низины залило талой водой. Пехоте было продвигаться тяжко, да и нам, танкистам, не легче. Три мощных противотанковых рубежа, на каждом километре двести стволов против нас, не считая фаустников и стрелкового оружия.

— Представляю…

— Сразу не смогли прорвать оборону. Сопротивление было отчаянным, фанатичным. Полегло много наших.

Сбросив газ, советник плавно остановил машину у обочины.

— Тут, за холмом, памятник нашим танкистам. Не видел еще?

— Нет.

— Пойдем…

Пошли вверх по тропинке к холму, поросшему молодым осинником.

— Нас, катуковцев, бросили сюда после Кюстрина. Не успели подремонтироваться, пополнить боезапас. Даже горючего в баках было маловато для хорошего боя. Торопились. Не хотели уступать Берлин американцам: они шли с запада, не встречая почти никакого сопротивления. Обидно, если бы после такой нашей солдатской страды Берлин взяли они.

— Не простили бы нам потомки.

— Я тоже так думаю. Но не понять им, потомкам, каково гореть в танке за две недели до конца войны.

Кондрат Тимофеевич остановился, вглядываясь через прогалину в широкую волнистую ложбину. Бугров понял: где-то там внизу комиссар Паленых вел в последнюю свою атаку танковую лавину.

…В прорези башни видно, как разлетаются бревна дзотов, как бегут и падают гитлеровцы, удирают фаустники, бросая пустые трубки. Но не все удирают — грохнуло по броне! Словно танк врезался на большой скорости в гранитную стену.

Из последних сил комиссар выбрался из люка, оглушенный, раненый, в тлеющем комбинезоне. И тут еще осколки в лицо!..

— Если бы полный боекомплект! — вырвалось у Паленых. — Если бы горючего в баках, как положено!..

Памятник на Зееловских высотах прост по композиции. Стоит советский воин в плащ-палатке, скорбно указывает рукой на каменный строй могил. У ног его сорванная тяжелым снарядом танковая башня. Ствол орудия наполовину отбит. Видно, скульптор чувствовал горький привкус зееловской победы.

Каменные плиты уложены ровными рядами. Имена высечены глубоко, буквы читаются отчетливо, словно в книге. Покоятся под плитами почти сплошь двадцатилетние ребята. Редко кому за тридцать.

«Иван Песня, — прочитал Бугров на одной из плит. — Надо же, какое имя!»

Ему представился синеглазый, белокурый, отчаянный парень. Черный замасленный шлем сдвинут за затылок, удалец смеется, подбоченившись, ничуть не сомневаясь в своей долгой счастливой жизни…

«Сгорел заживо в двадцать лет… Эх, Ваня, Ваня, бесталанный братишка! Половину жизни своей я сейчас отдал бы тебе. Живи, милый!»

А вы, люди? Помните ли вы Ивана Песню, погибшего за полторы недели до Победы? Знаете ли, где зарыты его обгорелые косточки?

Медленно вернулись к машине. Кондрат Тимофеевич в несколько затяжек прикончил сигарету и сел за руль. Говорить не могли, но чувствовали, что исчезла между ними некоторая натянутость из-за разницы в возрасте, в служебном положении.

— Здесь осталось недалеко, — сказал Паленых, трогая машину. — Хочу тебе рассказать кое-что об этих местах. Тогда лучше поймешь, какой это СХК [56] СХК — сельскохозяйственный кооператив. . Перед Зееловским побоищем в здешних селах спешно подгребли последних «тотальников» — мальчишек лет по четырнадцать-пятнадцать. К каждому взводу новобранцев приставили матерого эсэсовца. Плохо обученные и необстрелянные пацаны сразу попали в пекло. Многие не выдержали, побежали с позиций куда глаза глядят. И тут эсэсовские опекуны стали делать свое дело — пристреливать мальчишек, словно кроликов.

— Сволочи! — не выдержал Андрей.

— Из пацанов мало кто уцелел. В окрестных деревнях ты не увидишь теперь молодых крестьян. Зато есть несколько кладбищ мальчишек.

Советник кивнул на ряды крестов возле деревни, которую они миновали.

«Мальчишки!.. — подумал Андрей. — Конечно, жаль их: мало жили и полегли попусту. Но ведь, может быть, комиссар, один из таких мальчишек ударил по твоему танку фаустпатроном?

А тот парнишка-новобранец под Гданьском? Он и пяти минут не провоевал… Облупленный смешной детский носик, белая челочка — пилотку потерял. Удивлялся, что так много крови вытекает из его разорванного живота…