Василий Сологуб - Сотвори себя

— Я ж не всесильный, не бог…

— У тебя связи… Я без твоей руки — ноль. Меня должны, сам знаешь, на общем собрании избрать… А райком должен выдвинуть мою кандидатуру… Да что тебя учить…

— Ох и прилипала ты, Жгура! Говори прямо, что конкретно нужно?

— Стройматериал. Шлакоблоки, лес… Иными словами, я хочу себя зарекомендовать, чтобы крутояровцы в меня поверили. Понял?

— За своих гусей ты хочешь всю Европу купить? — расхохотался Забара. — Между прочим, председатель именно таким и должен быть. Словом, подумаем, посоветуемся с Софьей Поликарповной, как тебя вытянуть на руководителя. Она у меня всемогущая жена! Если бы не Соня, я тоже крутил бы волам хвосты…

Освеженные морозцем, обнявшись, как, бывало, когда-то в детстве, брели домой напрямик, проваливаясь в глубокие сугробы.

— Наговорились? Вспомнили всех девок, к которым бегали наперегонки? — раздраженно встретила их Софья Поликарповна.

— Мамочка, решали вопросы государственной важности.

— Ложитесь спать, государственные деятели!

— Это означает спокойной ночи, — прищурил глаза Семка.

Григорий спал сном праведника. За ночь ни единого раза не проснулся.

Утром все забегали, засуетились. Мужчины от завтрака отказались.

— Гриша, вот подарок для Лиды. Отрез на праздничное платье. Персонально от меня, — хозяйка вынесла из спальни сверток цветастой ткани. — Жена у вас красавица — синие глаза, льняные косы — васильковый цвет ей будет к лицу.

— Благодарю, Софья Поликарповна! — Григорий хотел было поцеловать пухленькую ручку, но удержался.

— А я тебе, братуха, дарю со своего плеча новенькое, с иголочки, военное обмундирование. Мы с тобой, кажется, носим один размер. — Семка бросился к шкафу и вынул шинель, китель, галифе, сапоги.

— Э-это же моя мечта! — обрадовался, словно ребенок, Жгура.

— Носи, Гриша, на здоровье!

Жгура закрылся в комнатке, чтобы переодеться в обновку. И тут же в его голове мелькнула мысль: «Ох уж и хитрюга этот Забара! И Софья ему под стать. Что-то мудрят, задабривают, прикручивают к себе. Угощают не как родственника, а с дальним прицелом, как своего сообщника. А впрочем, пусть будет так. Может, это дело взаимовыгодное?»

— О стройматериалах мы вам сообщим, — на прощанье пообещала Софья Поликарповна.

Лида не находила себе места в хате. Слонялась из угла в угол, ничего не хотелось делать — руки опускались. Взялась помочь Харите мыть посуду — тарелка брякнулась на пол и разбилась вдребезги. Начала сметывать рукавчик — нитки вязались в узелки, рвались. Иголка то в палец, то в ладонь, то под ноготь кольнет — красные горошинки крови запеклись в трех местах…

— Тебе, Лида, следовало бы развеяться. Вижу, совсем истосковалась, — осторожно предложила Харитя, зная, каким недугом страдает молодая хозяйка.

— Я и так навьючила на вас всю домашнюю работу, а сама как госпожа. Не знаю, куда от стыда деться.

— Скажешь такое. Мы вот харчи ваши перетираем, как гусеницы листья на дереве. Нахлебники!

— Молока жалко или ломтик сладкого бурака? Мяса нам хозяин не выдает — отвез на базар.

— У вас, Лида, свои хлопоты, своя семья. Свежая копейка всегда нужна в хозяйстве. Не ропщи, все уладится. Пойди к подружке, о том о сем погутарите, и, глядишь, полегчает на душе.

— Какой прок в том, что настрекочут, нажужжат друг дружке полные уши всякой чепухи…

— А как же иначе? Поплачутся на свою судьбу, выплеснут из сердца наболевшее, накипевшее, протрут с песочком своих муженьков и разлетятся по домам, как напуганные птицы.

— Не люблю я бабского пустословья. Заведут тары-бары-растабары, а спроси, о чем говорили, ни одна толком не вспомнит.

— Такие уж мы есть, сестрица. Выше себя не прыгнешь.

— А зачем прыгать? Просто хочу быть сама собой.

— Еще раз говорю тебе, Лида: не нервничай, а пойди и побудь среди людей.

— Ладно, так и быть, послушаюсь. А вы за Оленяткой, пожалуйста, присмотрите. Не только все хозяйство, еще и дочку на ваши руки сплавила…

Пока одевалась, вспомнила о Галине, школьной подружке — не-разлей-воде, которая жила в самом отдаленном уголке Крутояровки, именно в том крыле, куда рука поджигателя не дотянулась. Там стайка белых хат сбегает с косогора к пруду, будто гуси спешат на воду.

Еще в пятом классе девочки-подростки, Лида и Галя, друг дружке признались под большим секретом, что очень-очень любят Левка Даругу. А в шестом враз разлюбили его, потому что он на них не обращал никакого внимания.

В седьмом Лида и Галя так сдружились — дышать не могли одна без другой.

Родители не вторгались в их своеобразный мир, уже не детский, но еще и не взрослый мир, когда нечаянное прикосновение юношеской руки превращается в событие.

В восьмом классе учителя уже начали обращаться к девочкам на «вы», матери спешили шить дочкам красивые платья, а у Лиды и Гали вдруг созрело решение: «Никогда никого не любить, не выходить замуж, дабы не расколоть вечную дружбу».

Но в девятом случилось непредвиденное: девушки опять, уже по-взрослому, по уши влюбились в Даругу. И дружба дала трещину… Теперь уже не доверяли одна другой больших и малых тайн, не шушукались на переменках, не делились вкусными домашними пирожками. Здороваться начали подчеркнуто, переговаривались натянуто, куда девалась прежняя искренность в отношении друг к другу.

Но Даруга вскоре сам помирил подружек, сказав, что любит только ее, единственную, Лиду. Ведь об этом знает вся школа — от первого до десятого класса.

Галя-Галчонок… Очень захотелось Лиде сегодня повидаться с давней подругой. Правда, может быть, она возгордилась — куда уж там, учительница… Точнее, и директор, и завуч, и завхоз в одном лице.

Впрочем, зачем же быть к ней несправедливой, ведь чванливость не присуща характеру Галки. Как-то год назад наведалась, забежала на минутку в гости и давай агитировать:

— Лида, иди работать в школу.

— Что ты, без специальной подготовки детей учить?

— Меня ведь тоже временно назначили директором.

— И ты согласилась?

— Некому. Учителей война забрала… Приходи, географию дам. Этот предмет, помню, ты любила.

— Я большая трусиха. Ты же знаешь меня.

— Я сначала тоже боялась. Ну, какой из меня, думаю, историк? Дрожу, бывало, на уроке: а вдруг не то скажу, перепутаю события, перевру факты, даты… Обошлось без скандала. Втянулась, привыкла.

— Для меня учитель святой человек, Галка, дорогая. Мне и в голову не приходило пойти в учителя.

— У меня уже есть маленький опыт, а на следующий год поступлю учиться на заочный в университет. Тебе тоже надо браться за книги, а то превратилась в наседку…

— Подумаю, подумаю. Я уже намекала Григорию, что собираюсь учиться.