Василий Сологуб - Сотвори себя

— О, Левко страсть любил сочинять небылицы! — У Лиды поднялось настроение.

— Я тогда крепко поколотила Даругу! И сказала, что уж если и выйду замуж, то только за него…

— Судьба так поворачивается, что, может, и выйдешь.

— Не шути, Лида. Я тебе дороги не перейду…

— Почему же? Я счастлива, у меня сладкое замужество…

— Разведись, не мучай себя и Жгуру!

— Хотела бы душа в рай, да грехи не пускают. Дитя, Оленятко!

— Для дочери отца сбережешь, а себя в могилу вгонишь.

— Даруга измены не простит. Я уже думала-передумывала: забыть, вырвать из сердца. Ан нет! Тянусь как магнит к Левку и ничего не могу с собой поделать. Плачу, переживаю, по ночам не сплю. Измаялась. Все мне опостылело!

— А что, если я поговорю о тебе с Даругой?

— Боже тебя сохрани! — замахала Лида руками, будто защищалась от огня.

— Найди в себе мужество, зайди к нему сама и попроси прощения…

— Ты с ума сошла!

— Я бы так и сделала. Если он любит тебя, ни на что не посмотрит. Твоя же мама с двумя детьми вышла замуж. С двумя детьми, представляешь?

— То совсем другое дело… Они в юности не знали друг друга, не давали клятвы на верность.

— Тогда молчи и оставайся при муже.

— Неужели эти бесконечные терзания и есть Дьявольская любовь?

Галина обняла Лиду, прижала к себе.

— Самое лучшее лекарство от твоей болезни — работа.

— Завтра же принесу заявление.

Жгура вернулся из Царичанки домой воодушевленным, еще более деятельным. Растаял в глазах сумрак пугливости. В движениях раскованность, будто с плеч свалил гору. Сбрил жиденькую, невзрачную бородку, что делала его хмурым и неприветливым. И сразу помолодел лет на десять.

Лихо снял новую ворсистую шинель, плотно облегавшую плечи, повесил на гвоздь, вколоченный в столб, поддерживающий матицу, и щеголевато одернул на себе мешковатый китель. Весь был как новая копейка, только шапка-ушанка из старого рыжего каракуля портила внешний вид. Приосанившись, остановился посреди комнаты, широко расставив ноги:

— Ну-ка, Лидуська, посмотри, какой гостинец я тебе привез! — по лицу расплылась довольная улыбка.

— Папочка, а мне? Что привез мне? — подбежала Оля, забралась к отцу на руки. Присел с дочуркой на табуретку.

— Правильно! В первую очередь вам, детки, гостинец от зайчика-побегайчика. Зажмурьте глазенки и подставляйте пригоршни, — вынул из кошелки кулек дешевых конфет-подушечек и угостил всю «семеечку Емелечки».

— Спа-си-бо-о, — запели хором дети, а Олечка, обхватив ручонками шею отца, поцеловала его в обе щеки.

— Теперь твоя очередь, Лидусь… Получай! — широким жестом развернул у себя на коленях сверток материи.

— В самый раз Оле на два платьица, — вместо благодарности сдержанно молвила жена.

— Л-и-ида! Как тебе не стыдно! Молодая, красивая, а уже в старухи записываешься… — Харитя округлила глаза.

— Моей половине может угодить разве что бес рогатый, — обиженно проговорил Григорий.

— Этим отрезом прикроешь меня в гробу…

Григорий вмиг налился кровью, побагровел.

— Да не унижай ты меня хоть при людях! Я не какой-то бродяга, не скиталец, а твой законный муж. Стараюсь для семьи, ты же, неблагодарная…

— Я не прошу у тебя подарков. Отнеси своей любовнице…

— Жена без перца в характере, как борщ без соли. Правда, Павел Свиридович? — Григорий снисходительно махнул рукой.

— Так ты загнал гусей с клетками и санками? — съязвила Лида.

— Наконец поинтересовалась, как муж побазарил, — Григорий заговорщицки подмигнул Крихте. — Все продал к лешему!

— Гриша, а кто же семью кормить будет?

Харитя одевала, закутывала, подпоясывала детей: пусть идут на прогулку.

— Сам себя закабалил. Жена, видите, вся извелась от работы. Люди обходятся, и мы не умрем без коровы, без свиньи…

Лида почувствовала, как Григорий подлаживается к ней.

— Тебя, Жгура, случайно не подменили в Царичанке на базаре?

— Присмотрись получше: может, я и не я…

— Не знаю, как ты решил на самом деле с коровье-свиным царством, а я хочу с ним навсегда распрощаться…

— Четче сучи мысль, не могу взять в толк, к чему ведешь.

— Пока ты барышничал, я подала заявление на работу. Иду учительницей в школу.

— Почему же не посоветовалась с мужем? — сдержанно спросил он.

— У меня есть своя голова на плечах, — ответила дерзко Лида.

В голове заметались, как черное воронье, мысли: «Хочет высвободиться из-под моей власти… Хочет независимости… А там подружка-сорока настрекочет в уши всяких глупостей… Ну, посмотришь, как я тебя, своевольница, подсеку…»

Григорий сердито поднялся с табуретки и зашагал по хате, от сундука к порогу. Спор с Лидкой — мелочи жизни… Он внутренне готовился к главному разговору с председателем сельсовета. Колебался, то ли начать в присутствии своей жены, то ли встретиться с Крихтой с глазу на глаз и обмозговать вопрос… Мысли забуксовали, ничего подходящего не приходило на ум. И вдруг осенило: «Всех троих нужно опутать: Павла-умника, Харитю — птичку-невеличку и конечно же Лиду-злословицу…»

— Тебя, брат, не узнать в военной форме, — отозвался Крихта, сидя над какими-то бумагами, которые по воскресеньям обычно брал на дом.

— Да, я так себя удобно в ней чувствую. Форма дисциплинирует, как-то весь подтягиваешься.

— Красиво, солидно, — подхваливала и Харитя.

— Не одежда красит человека, а человек — одежду, — вмешалась в беседу Лида.

— Не суй нос в мужские толки, Лидуся. Павел Свиридович, выслушайте меня… Я хочу помочь сельсовету… — начал он издалека. Одновременно смерил его взглядом, изучая, реагирует ли тот на его неожиданное заявление или нет.

— Гриша, я твой вечный должник! Сколько жить буду…

— Ерунда! Я не о том. Вдовы с детьми ютятся в землянках. Вы инвалид, немощный… Тяжело… Вам бы нужен помощник…

— Я уже голову прогрыз районному начальству. Обещают… Дерево, кровельный материал сейчас не найдешь и днем с огнем.

— Обещаниями сыт не будешь. Это ясно как божий день. Надо искать, выбивать…

— Не копейка, на дороге не валяется… Сколько городов, сел сожжено! Придется дедовским способом выходить из затруднительного положения — саман замесим. В огородах срубим осины, берестины. Вот уже и есть на стропила, обрешетины…

— Лида полагает, что я ездил в Царичанку по своим шкурным делам. Ошибается! Болит у меня душа, когда вижу, как ютятся вдовы и дети в землянках…

— Сладко кукуешь, кукушка, а до сих пор словечком не обмолвился, как собираешься помочь сельсовету. — Лида отложила свое шитье и повернулась к мужчинам: — Я же знаю тебя, Жгура, если захочешь, то и на небо проскочишь…

— Скажу, не утаю, чего там, — заискивающе заулыбался Григорий. — Договорился я в районе с одной очень влиятельной дамой о стройматериалах. Пообещала дать шлакоблоков, подбросить древесины. Пусть председатель сельсовета распределяет, кому в первую, кому во вторую, кому в третью очередь строить хаты.