Василий Сологуб - Сотвори себя

Не успел Прокуда сделать и нескольких шагов, как к нему подкатил мотоцикл.

— Садитесь и держитесь. Только крепче держитесь.

— Я расплющу вам эту голубую игрушку.

— Не бойтесь, выдержит. Вас когда-нибудь катала девушка?

— Нет, впервые. А за что держаться?

— Найдете…

Прокуда перекинул ногу через сиденье, уселся. Мотоцикл заскрипел, заскрежетал, осел. Юрий не знал, куда деть свои длинные тяжелые ноги. Он неуклюже подогнул их, прижал к холодной раме. А руки были словно лишние — хоть отбрось их. Пожалел, что такой вымахал.

— Ну, как вы устроились?

Стелла поддала газу, и мотоцикл рванул с места. Прокуду резко качнуло назад. Но он инстинктивно выбросил вперед обе руки, цепко схватил девушку за талию, приник к ее спине.

— Ну, нашли за что держаться?

— Вы, наверное, очень любите носиться на мотоцикле?

— Быстрая езда — моя стихия.

— А вот и мой двор… Остановите, пожалуйста. Спасибо за вашу доброту. Как только слеплю хату — приезжайте в гости. Буду вам очень рад.

— Можно посмотреть, что вы тут затеяли? — затормозила девушка мотоцикл.

— Прошу вас в заросшее бурьяном жилище. Вот мой замес. — Прокуда припадал на правую ногу, однако старался не отставать от девушки.

Стелла с опаской осмотрела запущенное подворье, разрытое пепелище, палочкой поковыряла в замесе и в недоумении развела руками:

— А где же вы спите?

— Милости прошу, загляните в мой зеленый дворец. — Он показал на высокий гребень бурьяна в середине двора.

Девушка, словно боясь кого-то разбудить, тихо подошла к густым зарослям, достигавшим ей почти до плеча. Посреди вытоптанного чертополоха лежал сухой хворост, увядшая трава. Все это сверху было накрыто драной полосатой дерюгой. В изголовье — старая замасленная телогрейка.

Стелла испуганно поглядывала то на Прокуду, то на его нищенскую постель. А он стоял и думал: нужно где-то заработать себе на рубашку. Одна была, и ту исполосовал, дурак, а теперь ходи в одной майке.

— А что же вы едите? — голос у девушки упал.

— Есть у меня целая торба сухарей. Я ее спрятал, чтобы дождь не намочил. Пакет копченой тюльки… Вода из Орели — слаще нет, — смущенно улыбнулся. — Я не прихотлив. Страшнее этого пережил, и то не окочурился.

— Юрий, извините, я суюсь не в свое дело… Вы в таком нищенском положении. Пробурлачили? Пробаклушничали?

— Нет, милая девочка. Я металл варил, мостил из камня дороги, заготовлял лес… Там отменные заработки!

— И… пустили все по ветру… Пропили, прогуляли. Правда?

— Ошибаешься, Стеллочка.

— Почему же ничего не сэкономили?

— Сбережения старался отдавать многодетным вдовам.

— Искупали какую-то вину деньгами?

— Возможно, и так…

— Донельзя халатно относитесь к себе, Юрий.

— Деньги — полова. Скоро заработаю. Я мечтал вернуться во Вдовью Криницу. Все время мечтал. И вот представьте себе: я с набитыми карманами, эдакий франт, явился бы в родную деревню…

— Оценят ли здешние вдовы ваше самопожертвование?

— Я не рассчитываю… Это мое самоискупление…

— В этих тонкостях я не разбираюсь. Возможно, вы и правы. Меня возмущает другое… Ну, вот скажите, не кривя душой, чем вас тут Вдовья Криница привязала? Плюньте вы на это нищенское пристанище, удирайте в город — вы же человеком там себя почувствуете, — Стеллу охватило сострадание к этому нескладному, беспомощному великану.

— Не так все это просто. Что посеял, то и пожни… Простят ли тебе люди, с которыми пуповиной сросся? Я мог бы удрать от людей, а от себя не могу… Вон видели — подсыпают стекла в замес… Мстят. Жестоко мстят! Но я никуда не уйду отсюда. Хочу доказать им: и я им нужен, и они мне. Ну, так уж вышло во время войны — не хватило смелости сделать шаг и попытаться выручить арестованных односельчан… Молод был, труслив… А скорее столбняк нашел, шагу ступить от охватившего страха не мог. Я так понимаю, что это было как болезнь. Но женщинам-то это не растолкуешь. Они правы, испепеляя меня ненавистью. Трус есть трус. Вот ведь как все сложно, Стелла!

У девушки точно пелена спала с глаз. Она посмотрела на Юрия иными глазами. Нет, Прокуда знает, чего хочет, к чему стремится…

— Я не имею права оставлять вас здесь одного, — сказала она решительно. — Вы в таком положении…

— Ну, это вы зря… Я же не ребенок. Бывал во всяких переплетах. За один день видывал больше, чем вы, Стелла, за всю свою жизнь. Выкручусь, не подохну, а вы поезжайте…

— Идемте со мной! — девушка взяла его под руку. — От меня вам никуда не деться. Я отвезу вас к своей бабушке в Крестограбовку.

Нахмурился. Молчал. Не верилось, что есть на свете такие люди, как вот эта девушка. Своей душевностью Стелла растрогала Прокуду, но он все еще колебался: стоит ли ему ехать в незнакомый дом? Это безрассудство. И в конце концов, кто она ему или он ей? Ну, помогла, за это ей спасибо. У него нету крова. Крова! Прилетят белые мухи — и тогда пропадай? Да, да, это ни к чему — шататься по чужим углам. Надо налаживать отношения с односельчанами, а не разъезжать с девицами. Позавчера он дерзнул пройтись деревней. Здоровался, кланялся, готов был людям в ноги упасть, лишь бы отозвались хоть одним словом. На благожелательность и не рассчитывал. Хоть бы один спросил: «Ты, бес, ирод, уже приплелся?..» Молчат, как немые.

Стелла заметила по лицу Юрия, что он колеблется.

— Напрасно вы со мной нянчитесь. Я этого не заслуживаю. Поверьте!

А Стелла будто и не услышала густого баса. Она потянула Юрия к мотоциклу.

— Садитесь. Поудобнее устраивайтесь.

Стелла ударила ногой по педали, и мотор заговорил. Прокуда почувствовал: хлопоты о доме как-то незаметно отодвинулись на задний план. Рокот мотора невольно направил мысли в другое русло.

— Видите, завелся с пол-оборота, — весело сказала Стелла.

Мотоцикл кряхтел, жаловался, ревел от непосильной ноши. По наезженной дороге он катился легко, а когда начался песок, машину бросало то вправо, то влево — девичьи руки еле удерживали руль. Мотоцикл буксовал, чихал, глох, потом снова оживал.

Вдруг глубокая колея бросила мотоцикл в сторону, и его заклинило посреди дороги. Прокуду чуть не сорвало с сиденья.

Вновь пронзительно завелся, задребезжал мотор. Стелле удалось выбраться из сыпучего песка на твердую почву, но разогнаться не удалось, поскольку впереди был чернозем, Отожчина запруда. Ее зажали с двух сторон глубокие рвы, где каждое лето зацветает вода, грязные лужи. Проезжая часть изрезана колеями, в которых и в зной не высыхает вода, ведь с обеих сторон растут дремучие вербы, сквозь их густые кроны трудно пробиться солнечным лучам.

— Вот тут нам и хана! — убавила обороты мотора Стелла.

— Давай-ка я перенесу мотоцикл на сухое место.

— Куда вы? — встревоженно воскликнула она. — Ведь рана же… Попадет грязь.