Александр Грачёв - Сторожка у Буруканских перекатов [Повесть]

— Понял вас, Николай Николаевич.

— И эпизодические задания, — продолжал профессор. — Первое: ареал распространения нового вида амурской рыбы — обской стерляди и выявление выпасов толстолоба. Маршрут, Алексей Петрович: озеро Чогор — озеро Болонь — устье Амгуни. График работы будете регулировать сами в зависимости от хода выполнения программы экспедиции. Поскольку вы связаны с Чогором своей тематикой, да и у Надежды Михайловны здесь много работы, разрешаю вам примерно половину времени провести в районе этого озера. Катер находится в вашем распоряжении до первого сентября. К этому сроку научная программа должна быть выполнена. Функции ваши, Геннадий Федорович, остаются прежними: работа над темой, хозяйственные вопросы, наконец, контроль за дипломной практикой студентов. Обо всем, что я вам сейчас сказал, сегодня мной будет издан соответствующий приказ.

Да, по-видимому, Надя Пронина хорошо знала Хлудкоза. Как он переменился за эти несколько минут! Он сразу как-то осел, лицо его сделалось серым и скучным.

Верка Лобзякова, за которой неслучайно ходили давнишние клички «Вырви глаз» и «От черта шмат», никогда не робела перед своими сверстниками, всегда оставаясь дерзкой задирой. Если кого она и стеснялась, то только Колчанова, и робко потупляла взор, когда он с ней заговаривал. Трудно понять: была ли эта остроязыкая непоседливая девчонка прирожденной актрисой или, может быть, что-то пробуждалось в ней под пристальным взглядом молодого ученого, но каждое его слово для нее было законом. И сейчас, прочитав его записку, она немедленно стала действовать.

Редчайшее из самых глазастых существ, Верка почти все видела и поняла, когда Пронина и Хлудков ходили к Колчанову: возвратившись с рыбалки, она все время не спускала глаз с Колчанова и Прониной. Теперь она сгорала от нетерпения скорее познакомиться с этой хорошенькой москвичкой и разглядеть ее всю, до каждой складки платья; так она всегда делала, если кто-нибудь привлекал ее внимание.

Очутившись в комнате Колчанова с глазу на глаз с Прониной, она говорила робко и тихо, смущенно отводила глаза, а между тем от ее внимания не ускользнули даже застежки на модных туфлях Прониной, не говоря уже о платьях, сорочках, брючках, шляпках и других предметах туалета, разложенных сейчас повсюду. Это не была зависть — Верка даже не смела завидовать всей этой недоступной ей роскоши, — она попросту была в восторге от всего увиденного. Не без интереса рассматривала и Пронина диковатую собеседницу, слегка улыбаясь своими васильковыми глазами в аспидно-черной оправе ресниц. Поблагодарив за утюг, она тоном старой барыни, знакомым Верке по кино и потому показавшимся ей смешным, спросила, растягивая слова:

— Ну, а как тебя зовут, милая?

Верке вовсе не понравилось то, что Пронина называла ее на «ты», да еще «милая»; похоже, что она принимает ее за деревенщину. Но Верка не осуждала красивую «научницу», как уже окрестили ребята Пронину, да и простенькое Веркино ситцевое платьице и косы, по Веркиному понятию, немодные, не могли сказать большего этой столичной гостье. Не без чувства достоинства Верка ответила:

— Меня зовут Вера Лобзякова.

— Чем же ты, Вера, занимаешься здесь? — все тем же тоном, но уже как-то между прочим спрашивала Пронина. Коснувшись мокрым пальчиком сверкающей глади утюга, она начала гладить дорогое лиловое платье.

— Как чем? — Верка жадно смотрела на платье. — Тем же, чем и все: состою в рыбоводно-рыболовецкой бригаде. Зимой и весной ловим рыбу, а сейчас на нерестовиках работаем.

— Ну и как, трудно быть рыбаком-рыбоводом?

— Когда — трудно, когда — нет, в зависимости от времени. Зимой трудно — очень холодно на льду, но мы уже привыкли. А вот сейчас легко и очень интересно. Вы видели, какую щуку мы сегодня поймали? Это я ее вспугнула в кочках и загнала в сеть, — не без гордости сообщила Верка. — Алексей Петрович благодарность объявил мне за это. Простите, а как вас зовут? — спохватилась она.

— Хочешь — зови Надей, хочешь — Надеждой Михайловной. — Пронина улыбнулась, снисходительно взглянула на Верку. — Сколько тебе лет, Вера? Какое образование у тебя?

— Только десять классов, — горестно вздохнув, ответила Верка.

— Почему же «только»? Это ведь вполне приличное образование — десять классов. Не — всем же обязательно иметь высшее образование.

— Как так не всем? — удивилась Верка. — Только и слышишь везде, и газеты пишут об этом каждый день, что каждый человек при коммунизме должен иметь высшее образование…

— Ха-ха-ха! — неожиданно рассмеялась Пронина. — Это же наивно, милая! До коммунизма-то еще далеко-далеко… Впрочем, оставим лучше этот разговор. А скажи мне, Вера, ты пошла бы ко мне в лаборанты?

Верка, конечно, понимала, что Пронина еще продолжает смотреть на нее, как на деревенщину. Но она сообразила и выгоду, которую сулит ей работа с этой, в общем-то, должно быть, неплохой «научницей». А выгода эта ей представлялась в том, что она научится у Прониной городским манерам, срисует фасоны ее платьев, которые сейчас дразнили Веркин взор, особенно вон то — сине-голубое, расправленное на колчановской раскладушке, и сразу же сошьет себе такое, когда приедет домой.

— Я с удовольствием пошла бы, Надежда Михайловна, — скромно сказала Верка, — но не знаю, справлюсь ли? Что я должна делать?

— Мы будем собирать хирономид. Знаешь, что это такое?

— Конечно, знаю. Это личинки комара, ими питаются рыбы.

— Ну, совсем чудесно! — восторженно воскликнула Пронина. — Тебя, я смотрю, и учить уже не надо?

— А мы всю зиму изучали ихтиологию, — сообщила Верка. — Алексей Петрович читал нам лекции.

— Тогда по рукам, моя дорогая?

И они ударили по рукам.

…Примерно через час пришли Владик и Кешка Гейкер приглашать Пронину обедать. Постучавшись, ребята застали довольно любопытную сцену: у стола сидела Верка, а над ее головой, как заправский парикмахер, хлопотала Пронина — она заканчивала укладку Веркиных волос в замысловатую прическу. Новоиспеченные подруги торопились управиться к обеду. Верку было не узнать из-за новой прически, но на ней немного мешковато сидела сильно декольтированная ярко-желтая блузка и вся в оборочках юбка канареечного цвета из гардероба Прониной.

— Мы готовы, — сказала Пронина, уложив и пришпилив последний локон на голове у Верки.

Верка встала с табурета и, подражая артистке, прошлась по комнате. Да Верка ли это Лобзякова? Тонкие черты ее чуть тронутого загаром нежного лица светились истинной одухотворенностью, иссиня-зеленоватые быстрые глаза весело поблескивали.

— Кешенька, миленький, — обратилась она к Гейкеру точь-в-точь, как Пронина, — сбегай, дружочек, в нашу комнату и принеси мои бежевые туфли, они под моей кроватью.