Юрий Пиляр - Такой случай

Я вспомнил про Наташу, и собственные заботы вдруг показались мне мелкими и ничтожными. Кто знает, может быть, и Наташа эти годы жила в каком-нибудь подвале… Где-то она сейчас? Доведется ли нам снова свидеться?

— Мама, давай позвоним Стегаю.

— Ты же, кажется, не дружил с ним.

— Все равно, давай позвоним.

Мы перешли улицу у Второй градской больницы, отыскали телефонную будку. Номер был занят. Подождав с минуту, я позвонил еще раз.

— Скворцов? — спросил повзрослевший сиповатый голос Мишки. — Какими судьбами?

— Приехал учиться в институт, да вот жить негде.

В трубке что-то щелкнуло, потом послышалось:

— Плюнь ты на институт — подохнешь с голоду… Ехай лучше ко мне, я тебя устрою в нашу артель. Что? С матерью? Тем лучше, ехай. Посидим, побеседуем, у меня еще есть с полбутылки. И ночевать оставлю, место найдется.

В голосе Мишки чувствовались нотки того самодовольного превосходства, которое меня всегда отталкивало от него. Поблагодарив, я повесил трубку.

— Приглашает? — спросила мать.

— Да, но к нему не поедем.

— Надо же нам хоть переночевать где-нибудь?

— Можно на вокзале.

— Нет, уж тогда поедем в Лосиноостровскую, там переночуем, а завтра посмотрим.

В загородном общежитии юридического института нам внезапно повезло. Комендант, пожилая словоохотливая женщина, пригласила нас в свою комнату. Мы поужинали из своих дорожных припасов и легли спать — я на сдвинутых вместе стульях, мама на кушетке. Засыпая, я твердо решил на худой конец остаться в этом общежитии, но института не бросать.

Утром мама сказала:

— Поедем к Савеловскому вокзалу, мне дали один адрес.

Мы постояли минут двадцать в переполненном вагоне электрички, потом, сойдя в Москве, перешли в трамвай и качались в нем около часа, пока доехали до Савеловского. Затем пошли пешком, поминутно справляясь у прохожих о Квесисской улице.

— Ну и Москва! — то и дело восклицала мама, перебираясь вместе со мной через какие-то канавы.

Отыскав Квесисскую улицу и нужный нам номер дома, мама остановилась. Я почувствовал, что она колеблется, и спросил, в чем дело.

— Это же рухлядь, а не дом, — сказала она. — Гнилой, перекошенный, врос в землю по самые окна.

— Не забывай про войну, мама, — сказал я тихо и тронулся вперед.

Хозяйка квартиры, старушка, прочитав записку, с которой нас направила к ней женщина-комендант, заявила, что у нее сегодня уже были два студента, но она им отказала: самой тесно.

— Мы вам хорошо заплатим, — пообещал я.

— Да ведь и те не бесплатно просились, — с улыбкой в голосе сказала хозяйка и предложила присесть.

— Ну, решайте, Анастасия Ивановна, — сказала мама. — Если нет, нам надо возвращаться.

Хозяйка вздохнула, пошуршала какими-го бумажками и опять вздохнула, притворно, как мне показалось.

— Ладно, где наша не пропадала. Если бы не просила сестра, не согласилась бы ни за что… Четыреста пятьдесят целковых.

— Что вы, Анастасия Ивановна, за одну койку? — спросила мама.

— А как же? По нонешним временам это недорого.

— Мы столько платить не можем.

После долгих переговоров Анастасия Ивановна все-таки уступила пятьдесят рублей и, сразу став приветливой и доброй, показала мое место.

Это был угол, отгороженный от остальной части комнаты большим буфетом и ситцевой занавеской. Там стояли узкая железная кровать и тумбочка.

— Спасибо, мама, — сказал я, когда мы остались одни.

Остаток дня мы посвятили тому, чтобы познакомиться в дорогой в институт и с самим институтом. Мне надо было многое запомнить. Когда вернулись снова на Квесисскую, мама разобрала мои вещи, переговорила о чем-то наедине с хозяйкой, затем, крепко поцеловав меня на прощанье, уехала на вокзал — ей нужно было поспеть к началу завтрашних занятий в школе.

Ночь я провел беспокойно: боялся проспать. Лекции в институте начинались с девяти часов, но мне хотелось явиться пораньше, чтобы заблаговременно занять в аудитории удобное место.

Как только за стеной заговорило радио, я вскочил, заправил постель и пошел умываться. На кухне шипел примус, кто-то у порога чистил обувь.

— Доброе утречко, — пропел голос Анастасии Ивановны.

Я сдержанно поздоровался.

— Вам подсобить что-нибудь?

— Спасибо, не надо.

Умывшись, я вернулся в свой угол, положил в портфель прибор для письма, грифель, бумагу и попросил у хозяйки чаю. Анастасия Ивановна сказала, что горячий чайник на столе. Ее предупредительность приятно удивила меня, но когда после завтрака она опять осведомилась, не нужно ли «подсобить» мне, я почувствовал себя задетым: хозяйка, видимо, считала, что я совершенно не могу обходиться без посторонней помощи.

Чутко прислушиваясь и напрягая до предела свое внимание, я нарочно прямо и быстро вышел из комнаты, миновал кухню и сени с прогибающимися половицами, затем так же быстро и прямо пересек двор и повернул за угол. До трамвайной остановки надо было пройти три небольших квартала — вчера мама подробно объяснила мне этот путь.

На улице было уже оживленно: гудели на повороте грузовики, сухо шаркали ноги прохожих, до меня долетали отдельные торопливые слова и обрывки фраз — это спешили на соседнюю фабрику рабочие. Я дошел до перекрестка и, немного послушав, повернул налево — там, против милицейской будки, останавливался трамвай «18».

На остановке толпилось много людей — кашляли, позевывали, коротко переговаривались. Из опасения вновь сделаться предметом особых забот я с независимым видом встал чуть поодаль, надеясь узнать из разговоров, какой трамвай подходит. Это мне почти сразу удалось. Стоявший рядом, судя по голосу старичок, справился о приближающемся трамвае, ему ответила женщина — впереди был «пятидесятый», за ним «восемнадцатый», — таким образом, обойдясь без роняющих, как мне казалось, мое достоинство расспросов, я благополучно попал в нужный вагон.

До института надо было добираться на двух трамваях: сначала на «восемнадцатом», а затем, от Савеловского вокзала, — на «двадцать шестом». Сойдя через остановку у вокзала, я так же, из разговоров, узнал, когда прибыл «двадцать шестой», и опять вместе со всеми вошел в переполненный вагон.

К моему счастью, возле кондуктора еще оставалось свободное место. Я взял билет, сел и повернулся к окну. Всю дорогу до института я внимательно прислушивался к объявлениям кондуктора и к концу пути составил себе довольно отчетливое представление о нашем маршруте: от Савеловского вокзала мы направлялись к Белорусскому, оттуда, мимо зоопарка, к площади Восстания и на улицу Герцена.

Когда женщина-кондуктор сказала: «Следующий — Консерватория, Юридический институт», — я встал и в толпе двинулся к выходу. Через минуту трамвай остановился, но люди почему-то не выходили, я рванулся и тотчас получил выговор: