Николай Рыжих - Избранное

— Что, командир, хочешь сделать бросок на тысячу миль вперед! — спросил Казя Базя.

— Примерно.

— Это хорошо… в толпе делов не будет.

Но у Северо-Западного не оказалось ни одного хвоста — два дня я метал невод на всяких глубинах и во всех, где когда-то мы брали по два кутца, местах. Парни скептически улыбались.

Погнал сейнер противозаконно на север, в Корфский залив на навагу. Я знал, что она там есть, знал уже несколько лет, еще с времен селедки мы не раз на нее натыкались, а в позапрошлом году с Джеламаном нашли ее, в прошлом году проверили и не стали рыбачить лишь потому, что не было мелкоячейного неважного снюрневода. Сейчас этот мелкоячейный невод был у меня — зимой, собираясь испытать счастье на наваге, сшили в неурочное время его с Джеламаном. Но я рисковал, меня могли снять с капитанов за одиночный уход в другой район. Сейчас осень, тяжелый период навигации; «пастух», аварийный спаситель, только один, и он возле всего флота. И снимут, конечно, если узнают, но терять мне было нечего.

Когда парни узнали, что я кинулся в очередную авантюру, в открытую завздыхали о своей горемычной доле и о моих беспомощных потугах. Дед же — в последнее время не разговаривал со мною — желчно сказал:

— Ну-ну.

Дня через полтора прихожу в Корф, нахожу место, где она должна быть, делаю замет — всплывает шар рыбы, величиной с одноэтажный дом, заливки на две. Загрузились ею так, что одна мачта из воды торчала, парни оживились, стали острить и посмеиваться надо всем флотом, что они в три дня груз берут, а мы за один замет — два груза. Дед весь переход торчал в рубке и угощал меня папиросами.

…Когда пришли на сдачу в Корфский комбинат, оказалось, что вся наша удача впустую: комбинат в этом году уже всю емкость использовал, девать ее ему некуда да еще технологи придрались, что рыба после нереста, не пищевая. Везти же ее на плавбазу, — это два дня, из нее каша получится. Еле сдали в зверосовхоз на корм лисичкам. На всей этой авантюре потеряли пять дней, весь же флот потихоньку брал и брал каменуху, хоть в два-три дня, да надежный груз. По графику мест мы летели и летели, успешно приближаясь к последнему месту. Парни вздыхали…

— Командир, надо кончать эти авантюры, — сказал Казя Базя как-то. — Парни на пределе. Нервы ведь не железные.

— Знаю.

Мне было грустно. Несколько дней назад, когда из моря всплывал исполинский шар наваги и мы думали, что мы герои, все было ведь по-другому, а вот теперь… впрочем, все правильно.

Кончались продукты, у Беса остались одни макароны, и тех на два варева, подошла к концу и пресная вода, и топливо расходовали уже из неприкосновенных запасов, надо было бежать на базу. Перед нашим колхозом есть еще одна речка, Дранка. Эта полноводная река славится живописными берегами и обилием дичи. Когда проходили мимо нее, Казя Базя поднялся ко мне в рубку.

— Ты хорошо знаешь фарватер этой речки в верховье?

— Работал здесь.

— Сколько времени потеряли зря, да и вообще все лето, весну и осень не вылазили из моря…

— Ближе к ветру.

— У парней есть желание вылезти на лоно, черт с ним, потеряем еще денек, расслабимся.

Терять еще день… как мне не хотелось! Но и парням надо дать передышку, да и на пустячном деле нет смысла идти наперекор всем.

— Добро.

— А на капчасе доложим, что находимся в поиске.

Забрались в верховья речки, стали на якорь. Все ребята забрали ружья, попрыгали в шлюпку. Я не пошел на охоту, один остался на сейнере. Я все рассматривал карты и промысловые журналы последних лет — ну где она, эта большая рыба.

Вечером, когда выходили из устья, а выходили по неполной воде, Казя Базя, он выводил сейнер, — надо же было додуматься! — погнался за стаей молодых уток и сел на мель. Вперед, назад, — никак. Надо ждать следующего дня, полную воду, но ночью дунул шторм — осенью они вспыхивают сразу, — и нас выкинуло на берег. Выкинуло почти при полной воде, когда шторм стих и вода спала. Лежит мой сейнер боком на песочке в нескольких метрах от кромки воды. Это уже по-настоящему серьезное дело.

Двое суток мы бились… выкинули с сейнера на берег все, что можно было выкинуть, даже якоря отклепали. В первый день отвезли якорь на тот берег на плоту, который сколотил Есенин, завели туда ваер и лебедкой пытались — никак, якорь ползет, и все. Пришлось на том берегу сооружать мертвяк и ждать полную воду на третий день… это хорошо, что мы спасли сейнер, лично мне серьезно бы не повезло. По рации, на капчасах докладывали, разумеется, что находимся в поиске.

Когда пришли в колхоз, вызвал к себе капитан флота. Он сказал, что с большим удовольствием отобрал бы у меня сейнер, но некому передать, рыбачить осталось две недели. Это за самовольный уход на юг, в Корф. А если бы он узнал про «охоту»? и запретил всякие уходы, на север и на юг, приказал рыбачить с общей группой судов… мне было безразлично, не трогало никакое унижение.

Уходя в море, я взял всех припасов до конца путины, чтобы ни часа не терять из-за снабжения; Бес даже мукой запасся, чтобы хлеб самому печь, а не бегать от одной плавбазы до другой за ним.

До общей группы судов переход двое суток… и я решил опять спуститься на юг, к Северо-Западному, — должна же там быть наконец рыба! Во все прошлые годы она была, и хорошая. Когда Казя Базя, принимая вахту, глянул на курс, сморщился и отвернулся…

— Очередная авантюра?

— Как видишь.

— Мы потеряем еще двое суток.

— Все так.

— Командир, ведь ничего не выйдет из этой затеи, нету рыбы у Северо-Западного. Мы проуродуемся впустую.

И ее действительно не оказалось. Парни ждали конца путины как причастия.

Что же творилось со мною.

Я перестал разговаривать, почти не выходил из рубки, вздрагивал от всякого шума — нервы прямо прыгали, — почти не спал. И готов был хоть на амбразуру. Место по флоту вот-вот станет последним.

Идем от Северо-Западного к общей толчее судов. Парни, после суточной непрерывной работы — работы впустую, это ведь самое неприятное для рыбака — спали как убитые, я один в рубке. Ночь, погода нормальная. Что же делать? Эти оставшиеся десять дней рыбачить вместе со всеми — делов не будет, никуда не выскочишь из прогара. Команда повинуется с трудом, даже не верится, что были времена, когда по взгляду или движению угадывали желание и кидались исполнять его.

А делать что-то надо. Все три месяца неудачи… особенно в последний месяц так успешно летели к последнему месту. Это с первого-то места, с самого первого по всей Советской Камчатке. Архиконгениально, как говорит Бес.

Есть еще на севере, на самом севере Берингова моря, — десять лет назад я там селедку ловил, — верное местечко, мне его показал мой тогдашний капитан Страх: «Смотри, миф, и запоминай, ее тут как грязи… если бы ее принимали, плевал бы я на эту селедку…» Мы тогда сделали один пробный замет, поймалось полный невод… выпустили…» Ее тут никто никогда ловить не будет, побоятся, она за камнями, — продолжал тогда хриплым баском Страх, — если бы разрешили, я ведь камбальник. Это самый север, Олюторский залив, переход туда почти двое суток… за такую авантюру не только сейнер отберут, но и диплом года на два… а есть ли она там? Прошло более десяти лет… может, выбрали уже? Но в последние годы, после того как кончилась селедка, в Олюторке промысла нету. Что же делать? Я достал карту Олюторского залива, стал рассматривать… вот оно, то местечко: «Смотри, чиф, и запоминай…» Но прошло столько времени…