Николай Рыжих - Избранное

А Геннадий метался по колхозу — он остался главным инженером за Юрия Алексеевича, уехавшего с женою в отпуск на шесть месяцев. Собирал бригадиров, капитанов, инженеров. Все совещались да планировали. А дел-то! Флот, ставные невода, снабжение, отгрузка зимнего улова наваги.

А тут вот-вот грузы навалятся: бочкотара, соль, цемент, лес, железо…

Не хватало матросов на сейнера, рыбаков на невода, бульдозеристов, трактористов, квалифицированных сварщиков, механиков.

Совсем не было барж и катеров для переселения ивашкинцев и укинцев.

Встретил его Ванька как-то на улице — Геннадий был тоже загорелый, похудевший, они с директором комбината шли, про аренду плавсредств, что ли, спорили? — он даже не заметил Ваньку. «Совсем замотался», — подумал Ванька.

Дранка, намуроводившись за долгую зиму, просыпалась. Зевала, потягивалась.

«А там лето… и домой».

А тут вдруг все замелькало, все закружилось.

Сразу же после пург солнышко так начало жарить — чудо, да и только, — так жарить, что смотреть невозможно. Кто работал на воле, пообгорали. У Ваньки шкурок сто с носа слезло, а кончик его порозовел. Дотронуться невозможно, особенно если брезентовой рукавицей.

За какие-то две недели снежище, что высился до труб, набух, потемнел и мутными ручьями сбежал в речку, прихватив разные пустяки: бревна, бочки, насыпные грядки с огородов. Похилил плетни. И сразу трава. Так поперла, что не успели оглянуться, как до пояса уже. В тундре закрякало все, затрещало, захлопало крыльями.

Тут и Мурашова приехала. Какой там дом, какое там Куприяново со всеми знакомыми, кого провожал да обнимал у калитки, — тут так затеплилось и защекотало под ложечкой, что хоть на работу не ходи. А сиди на берегу речки и думай — все про нее, — улыбайся. Только чтоб никто не видел, а то… Да ладно, шут с вами совсем, нате смотрите, какой я!

В общем, на свадьбе Мишка с Володькой так плясали, так вбивали каблуки в пол, что у Мишки один каблук щелкнул и покатился под скамейки. Мишка ботинок вслед и — одна нога босиком — продолжал.

Наконец дядя Саша в изнеможении разломил гармонь на колене и прохрипел: «Не могу». Мишка взял губастый стакан с шапкой шампанского, поднял над головой:

— Выпьем, друзья, все сразу за моего верного товарища и его жену!

— Горько-о-о! — заорали.

А Мурашова схватила Ваньку за лацканы пиджака, подтащила к себе и поцеловала.

— Вот так вот! — И Мишка стаканом об пол.

И завертелась машина.

Всей бригадой в четыре дня махнули Мишкин дом, и Ванька с молодою женою вселился туда — расчеты и счеты все опосля решили. Дом новенький, сосной пахнет. Пол отшлифован до блеска, хоть в микроскоп рассматривай, никаких пазов не заметишь — они с Мишкой сначала его шпаклевочкой, потом шкурками, а потом краской да лаком. Ступишь — полоски от носка так и тают.

— У министра и то таких полов не бывает, — сказал Мишка.

Занавески новенькие, солнышко брезжит через них. Правда, ничего больше в доме не было, только кровать с периною — дядя Ваня приданое за дочку деньгами дал, которые частично ушли на уплату за дом, а больше, кроме старой мебели, у него ничего не было. Да они и не взяли, разве что стол, да и тот на кухне поставили, чтоб вида не портил.

— Вань, — сказала Мурашова, сидя на единственном стуле, — а ведь у нас ничего нету.

— Все будет. — И Ванька поднял ее вместе со стулом. Потом нежно переложил на одну руку, стул потихоньку, чтоб не портить пол, поставил на место.

— Резина, а не руки.

«Все будет…» Четыре или три часа в сутки спишь — и ничего… нормально. Не знаешь, куда силу девать. В бицепсах свербит, голова как стеклышко, а на душе покой. Топор сам хватает доску или бревно.

На работе — в речке тарахтели сейнера, их же теперь много стало после объединения, пришедшие за топливом, тралами, продуктами, месил воду труженик «Бегун», таская от пароходов баржи с цементом, лесом, оборудованием всяким, за Дранкой, где закладывались «Черемушки», маячили кучи грунта и материалов, возле которых стрекотали бульдозеры и копошился народ, — время проходило незаметно. Не успел оглянуться, как уже четыре часа. Потом бежал на «шабашку» — подрядились с ребятами пирс отлить в нерабочее время. Дом Михаилу не стали закладывать, в колхозе запланировали на этот год всех обеспечить жильем. А по выходным или когда на пирсе не давала работать погода, дождик например, возводил сарай. Мурашова — спасибо дяде Ване за дочку — помощницей оказалась что надо: и доски помогала пилить, и столбы придерживала, когда он втрамбовывал их в мерзлоту, и землю откидывала. Крышу без нее бы не покрыл.

А хорошо засыпать после дней сутолоки! Она уткнется носом в его подмышку и сразу затихнет. А он вздыхает все, все не может уснуть. И курить не встает, чтоб не потревожить ее — даже позу не переменит, когда рука онемеет. Все думает, думает… как дальше.

Не заметил, как и лето к концу. Во как бывает!

Геннадий, его теперь утвердили главным инженером напостоянно, разворачивался. Когда только и спал. Сапоги, наверно, с плащом да кепкою не снимал. На ходу, на чьей-нибудь спине, наряды да заявки подписывал.

У Мишки тоже хлопот полон рот с этим комплексом: не только плотницкие работы самому знать надо, но и сварку, и электрику, и земляные, и бетонные. А расценки? — там сам черт ногу сломит. Володька же, как и Ванька, плотничал. Все тоже нормально, только семейная жизнь у его не очень ладилась. Клавдя никакого спуску ему не давала, хоть он и тертый мужик. Но все равно.

Возвращались они как-то с шабашки — сваи в этот день били, — кто-то из ребят и скажи:

— Пивца бы.

— Как оно, братцы, с устатку помогает, — сказал другой. — Прямо как лекарство.

— Так в чем же дело? — засмеялся Володька. — У меня, правда, не пиво, а квасок. Айда, братцы!

Подошли к общаге, Володька не повел их в комнату. Ждут они. И вдруг крик на весь коридор:

— Бич, алиментщик! — Чувствовалось, что Клавдия и рукам волю давала. — Домой не приходишь, все с бичами хороводишься, паразит! Глаза бы мои не видели, с ними и оставайся!

Володька пятился назад, одной рукой заслонясь от налета, в другой — банка с квасом за спиною. А она еще пуще:

— Хороводится с компаниями, алиментщик…

Трудно было ему марку держать.

Осенью в колхозе организовывалась бригада на обработку жировой сельди в Пахачу, Юрий Алексеевич, как тамошний начальник, набирал ее. Впрочем, практически всем этим заворачивал бригадир, дядя Саша Демидов, не один пуд соли на этом хлопотливом деле съевший. Брал он в основном сезонников.

— Нам бы туда, — вздохнула Мурашова.

— Инженер не пустит, — сказал Ванька, — плотников здесь не хватает. В Уку на разработку птичника не знают, кого посылать. Да и бригаду бросить неудобно.