Вячеслав Королев - В лесах Карелии

Трактористы, сменные механики, токари и слесари видят в Юрове и отца родного, правда, очень строгого, но зато справедливого, и чародея, который, не видя трактора, скажет о его дефектах и научит, как их исправить, только расскажите ему, как машина себя ведет.

— Александр Васильевич, часто ли вам приходится своих трактористов на вывозке леса наблюдать? Или только здесь, в мехцехе?

— Вижу, конечно, но редко, больше под этой крышей.

— Не возражаете съездить со мной на ледянку, посмотрим, как лес тракторами везут. Там теперь уже двухпутка.

— Прямо сейчас? — переспросил Юров.

— Да, сейчас же.

— А вы на лошади разве подъехали? — спросил Юров. — Вызывать не надо?

— Нет, Александр Васильевич, я хочу проехать на тракторе туда и обратно. Посмотрим, как тракторист воз формирует, прикинем, сколько можно максимально по ледянке тащить.

— Вы хотите ехать на тракторе на верхний склад? — откровенно вытаращив глаза на Ковалева, спросил Юров.

— Не один, а с трактористом и с вами, главным механиком.

— Первый раз слышу, чтобы начальство на тракторе в лес ехало, — заулыбался Юров. — Ну что ж, попробуем.

— Я думаю, с трактора мы значительно больше увидим, чем с лошадки.

— С кем поедем? — задумался Юров. — Может, с Кулагиным? Хороший тракторист, из «стариков». Он сейчас выезжает.

— Мне бы, знаете ли, хотелось с вашим стахановцем, с Плисюковым. Давайте-ка с ним.

Юров почему-то повернулся к директору боком, махнул рукой, и Ковалеву показалось, что с его губ слетело негромкое «цып...».

— Ну что ж, — проговорил главный механик вслух, — можно и с Плисюковым.

День получился удивительно длинный и, кажется, на редкость полезный.

Вечером, вернувшись из лесу, они наскоро поужинали и собрались в кабинете директора.

— Давайте, Александр Васильевич, все сегодняшние наши разговоры оформим приказом, — взволнованно говорил Ковалев. — Иначе у нас ничего толкового не выйдет. Так лес по ледянкам не возят, поверьте мне, я с этой музыкой знаком. И совесть надо иметь: нам единственным в тресте дали дизельные тракторы, а мы что делаем? Садитесь, пишите! — заключил он, вытаскивая из ящика стола несколько листов бумаги. — Мы не только трактора по видам работ до конца сезона закрепим, но и трактористов всех по тракторам распишем.

В это время в кабинет вошел главбух Афонин. Он негромко кашлянул в кулак и молча встал у двери. Директор с тоской посмотрел на него, потом на Юрова и полез всей пятерней себе в загривок.

— Да, Александр Васильевич, ничего не поделаешь, надо идти познавать «двойную итальянскую». Профессор у меня строгий, опозданий не терпит. Начни-ка ты приказ составлять без меня, потом вместе обсудим.

В леспромхозе деньги куют там, где дерево разделывают на сортименты. В умении правильно разделать хлыст заключается основное умение делать деньги.

В дореволюционное время лесопромышленник старался получить из дерева как можно больше высокоценных сортиментов и сам находил покупателя. Казалось бы естественным, что в наше время, в условиях планового хозяйства, стремление получить максимальное количество высокоценных сортиментов должно остаться, а покупателя должны найти плановые органы, коль скоро они занимаются распределением лесных ресурсов в государстве.

Лес — не поле, где, как говорится, что посеешь, то и пожнешь. Дерево природа растила по своему усмотрению, и задача человека сводится к тому, чтобы, спилив его, постараться получить максимум выгоды для государства.

Однако плановые органы, вследствие своей недостаточной гибкости, не придерживаются этого простого и единственно правильного положения. Они сводят баланс потребности лесных товаров по стране и в соответствии с ним утверждают лесопромышленным ведомствам сортиментный план, вовсе не считаясь с тем, что вырастила природа. Ведомства делят этот план по главкам, трестам, объединениям, а те, в свою очередь, — по леспромхозам. И часто ценнейшая древесина, из которой можно делать скрипки и рояли, идет в самый простой пиловочник, телеграфный столб распиливается на метровый баланс и так далее. Убытки от этого в целом по стране неисчислимы.

Ковалев все это знал, конечно. В других леспромхозах и на других должностях он мирился с существующим положением.

Но теперь, когда он оказался руководителем леспромхоза, в котором из-за отсутствия денег людям своевременно не выплачивалась заработная плата, мириться с этим он уже не мог.

По нижнему складу директор шел в сопровождении Пешкова, начальника нижнего склада Орехова и мастера по погрузке Кузьмина.

Остановившись возле небольшого штабеля шпальных тюлек, он начал внимательно рассматривать толстое еловое бревно. Потом, обернувшись к Пешкову, не разгибаясь, полувопросительно проговорил:

— А ведь это резонансная ель...

Пешков тоже нагнулся и стал рассматривать тюльку. Через несколько секунд согласно ответил:

— Чисто музыкальная. Первым сортом могла пойти.

— А почему она в штабеле? — спросил директор Орехова, вытаскивая из кармана складной метр. — Ну-ка, Кузьмин, смеряй.

— Пять сорок три, — бодро ответил мастер. — В штабель уложена правильно, настоящая шпальная тюлька.

— Что же это, Георгий Павлович? — хмуро обратился Ковалев к Пешкову. — Музыкальную ель в шпальник гонят... Это у тебя на лесосеке. За такие ошибки мастеров надо...

— Не ошибка это, Сергей Иванович, — вынимая трубку изо рта, спокойно прервал Пешков. — Можно было, конечно, в палубник пустить, но мог дальше сучок помешать... По резонансной ели у нас план выполнен.

— И вы теперь гоните ее в другие сортименты?

— Совершенно точно. А иначе как, Сергей Иванович?

Директор надолго задумался. Потом, ничего не ответив Пешкову, пошел дальше.

Через десяток метров в штабеле катушечной березы он увидел тюльку, которой, как ему показалось, было место в штабеле лыжной березы.

— Кузьмин, меряй.

— Два двадцать два, — быстро доложил мастер. — Лыжа.

Директора передернуло Он молча смерил взглядом

Орехова с головы до ног и, ничего не сказав, пошел к следующему штабелю.

В большинстве штабелей сортименты были перепутаны, что говорило об отсутствии элементарного порядка на складе.

— Ты что же здесь делаешь, чертов сын? — обратился к Орехову бледный, с подергивающейся в нервном тике правой щекой, директор. — Ты... Сколько классов кончил?

— Четыре, — дрожащими губами ответил начальник склада, напуганный не столько обнаруженными недостатками, сколько взбешенным видом директора.

— А семья какая? — продолжал буравить Орехова глазами Ковалев.

— Сам третий.

Пошли к стоящим под погрузкой вагонам. Первые же четыре вагона грузились дровами.