Вячеслав Королев - В лесах Карелии

— Вот эти «старики», Сергей Иванович, — заговорил поздоровавшись, Юров, — хотят работать, не заглушая трактора.

— То есть как?

— Очень просто, — объяснил Юров, — они хотят работать по двенадцать часов ежедневно и сдавать трактор напарнику на ходу. Конечно, на ремонт или подтяжку около часа может потребоваться, но все равно получается, двадцать три часа чистой работы трактора в сутки.

— И так... до конца квартала?

— До конца зимнего сезона, — уточнил Юров.

Ковалев откинулся на спинку кресла. Внешне он остался спокойным, только его серые глаза вдруг заискрились неудержимой радостью. Ему захотелось вдруг расцеловать всех четырех трактористов, Юрова и, конечно же, своего «профессора».

Перевод предприятия на круглосуточную работу по вывозке вместо двухсменной, без увеличения количества рабочих! Знают ли эти молодцы, с чем они явились?

Ковалев сразу понял, что не все будет просто, много придется потратить сил и нервов, но сама идея уже жила. Жила! Люди пришли с тем, чего искала вся его неспокойная натура, все его существо.

— С кем-нибудь уже был разговор на эту тему? — спросил директор главного инженера.

— Нет, Сергей Иванович, эти «старики» только что ко мне явились, — ответил Юров.

— А как вы считаете, — обратился Ковалев к трактористам, — маневровые трактористы и сцепщики согласятся работать по-вашему?

Трактористы переглянулись. Они, очевидно, даже не задумывались об этом.

— Ведь если они не согласятся работать по двенадцать часов, то из этой затеи ничего не получится, — пояснил директор.

— Согласятся... — неуверенно протянул Кулагин. — Им ведь тоже заработать хочется.

— А грузчики на верхнем складе? — продолжал спрашивать Ковалев.

— Эти, конечно, не согласятся, — безапелляционно заявил Юров.

— А на нижнем складе?

— Тоже не согласятся.

— Значит, нам с тобой, Александр Васильевич, надо дополнительную смену грузчиков организовать? — спросил директор.

— Только так, — подтвердил Юров.

— Сколько для этого надо людей и лошадей и откуда мы их возьмем, — улыбаясь и хитренько глядя на Юрова, проговорил директор, — ты, конечно, определил...

— Надо сто два мужика и семь лошадей. Это я подсчитал. А откуда их взять — не имею ни малейшего представления, — ответил Юров.

Директор встал из-за стола и прошелся несколько раз по кабинету. Все молча ждали.

— Рабочих мы не найдем, ни одного, — заговорил Ковалев, — лошадей тоже. Да их и не надо, не в этом дело. Организовать дополнительную смену при избытке рабочих — большого ума не надо. Но ведь вы ко мне не с этим пришли. Вы пришли с предложением работать по двенадцать часов вместо восьми.

— Но это только трактористы, Сергей Иванович, — озабоченно проговорил Юров, — грузчики так работать не станут, я уверен.

— Будут и они, обязательно будут! — твердо заявил директор и снова заходил по кабинету.

— Вы их беретесь сагитировать? — с надеждой в голосе спросил Афонин, почуявший чутьем финансиста большие деньги от всей этой затеи.

Директор остановился около главбуха и ласково посмотрел на него.

— Уважаемый профессор, кто меня учил: главное на производстве — деньги, а остальное — фьють?

— Я вас не учил этому, — запротестовал Афонин.

— Ладно, не будем спорить. Нужны деньги, нужна крепкая материальная заинтересованность всех, кого мы думаем переводить на двенадцатичасовой режим работы, — заявил директор.

— То есть? — насторожился главбух.

— Я же заметил, Василий Афанасьевич, как вы обрадовались, когда услышали предложение этих товарищей, — Ковалев показал на трактористов. — Вы уже собрались считать дополнительные сотни тысяч рублей, если не миллионы. Но разрешите напомнить вам ваше же изречение: «Раньше чем считать деньги, надо суметь их сделать».

— Сергей Иванович... Мы же не имеем права платить больше, чем положено по расценкам. Конечно, за четыре часа сверхурочных...

— Эх вы, святая душа! — прервал его директор. —

Кому нужны ваши сверхурочные за четыре часа? Кто за эти гроши хребет ломать будет?

— Но у нас нет других источников, Сергей Иванович...

— Не беспокойтесь, никаких законов я нарушать не собираюсь. И порядок оплаты труда не трону. Вы, Василий Афанасьевич, — обратился он к главбуху, — сколько часов в конторе работаете?

Афонин ошалело посмотрел на директора и пожал плечами.

— При чем тут я? Разве я считаю? Сколько надо, столько и работаю.

— Нет, батенька, извольте сказать, — настаивал директор, — приблизительно хотя бы, точность в данном случае не нужна.

— Ну часов десять, иногда двенадцать... Но при чем здесь моя работа? Речь идет о материальном поощрении рабочих, которые согласятся работать по двенадцать часов. У нас нет источников...

— А ты, Александр Васильевич, по скольку часов работаешь?

— У меня случается и побольше, — улыбаясь, ответил Юров, не понимавший совершенно, о чем спорят главбух с директором.

— А я у вас обоих когда-нибудь спрашивал об этом? — обратился директор к Юрову и Афонину.

— Нет, впервые — сейчас.

— А зарплату вы оба получаете из расчета сколькичасового рабочего дня?

— Восьми, естественно, — ответил главбух за обоих.

— Вот я и у рабочих не буду спрашивать, сколько часов они проработали, а зарплату буду начислять за восьмичасовой рабочий день! — выпалил директор.

Главбух приставил палец ко лбу и несколько секунд, нахмурив брови, молча смотрел в пол. Потом он вскочил и забегал по кабинету, потирая руки. Было ясно, он понял мысль директора, он уже прикинул плюсы-минусы.

— Ты мне растолкуй, Сергей Иванович, я не понял, в чем тут дело? — обратился Юров к директору.

— Дело, Александр Васильевич, простое, — ответил, садясь обратно в кресло, Ковалев, — Предположим, Бойцову установлена норма выработки на восьмичасовой рабочий день сто кубов. Я не знаю, сколько часов он проработает, и спрашивать у него не буду. А он, оказывается, будет работать двенадцать часов и вывозить не по сто, а по сто пятьдесят кубов. Вот за эти пятьдесят кубов по существующему положению я ему обязан платить в полуторном размере. Понял? Так же я буду платить всем рабочим, переведенным на двенадцатичасовой режим работы. Конечно, законным такое дело назвать трудно, но пусть нас за это беззаконие бог накажет.

— Бог или прокурор? — принужденно улыбаясь, спросил Юров.

Ковалев облокотился обеими руками о стол, спрятал лицо в ладони и, поглядывая сквозь пальцы на Юрова, ответил:

— Прокурор — не самое страшное на свете, Александр Васильевич, самое страшное крыса, большая лягушка и человек, который все знает и все умеет. Их бойся, Александр Васильевич.

— А надо ли, Сергей Иванович, так широко замахиваться? — вдруг смущенно заговорил Юров. — Раз нет рабочих на дополнительную смену...