Вячеслав Королев - В лесах Карелии

— Сами видите... — показали работавшие на груды одежды, ватированных чулок, валенок, сапог, конской сбруи, из-за которых еле можно было разглядеть самих мастеров.

— Не успеваете?

— Работать нечем, материалу нет.

— Чего в первую очередь?

— Ниток и вару для дратвы, веревок для подшивки ватированных чулок, материальчика бы какого для заплаток на фуфайки и брюки...

— И все?

— Для начала...

Ковалев впился глазами в щелочки глаз Остреинова. По его лицу заходили желваки.

— Не достанешь через три дня — убью! — тихо проговорил директор.

— Нет уж, — спокойно возразил завхоз-комендант-техснаб, — если убивать, так подыщите причину повесомее. А этого добра через час доставлю в два раза больше, чем им надо. Чтоб до самой весны не пищали.

— Тогда тебя надо убить дважды. Почему у себя держишь, когда людям работать нечем?

Остреинов вынул из кармана часы и внимательно на них посмотрел.

— Сейчас без пяти одиннадцать. Товар лежит у меня с двух часов ночи. За это, товарищ директор, не только наказывать, критиковать не полагается.

— А где вы взяли товар ночью? Вы ж никуда не ездили?

Остреинов поднял брови кверху и изобразил на своем лице гримасу — смесь сожаления с удивлением.

— Когда я был в вашем возрасте, Сергей Иванович, я был совладельцем «Савоя». И у меня была хорошая память. Так говорили все.

— Это к чему?

— Разрешите напомнить, что только вчера вечером вы разрешили мне унести вместе с этим проклятым двигателем кое-что по моему усмотрению...

Директор махнул рукой и молча вышел из мастерской.

— Занимайтесь своими делами! — крикнул он на улице приотставшему Остреинову. — В шесть вечера пойдем во Второй поселок.

— Пешком?

— Нет. Вас запряжем в лакированные санки, обитые изнутри лосиной шкурой.

— Мда-а, — остановившись, тихо сказал Остреинов, — надо что-то придумывать...

Делами во Втором поселке руководил старший мастер Матвей Илларионович Вирозеров — круглолицый, живой сорокалетний мужчина. Особой работоспособностью он не отличался, но и лентяем его назвать было бы несправедливо. Вирозеров умел уживаться с людьми без большой ругани. Но страстно любил, чтобы в сводке было сто процентов, независимо от фактического состояния дел.

В поселке было два небольших барака, столовая, баня и огромное овощехранилище, переоборудованное в общежитие. Вирозеров жил в отдельном крохотном домике в одну комнатку.

Вместе с директором во Второй поселок пришли Рядов и Остреинов. Зашли к Вирозерову. Мастер сидел за самоваром в одной нижней рубашке, красный, распарившийся, и с наслаждением высасывал горячий чай из блюдца. Ковалев обратил внимание, что чай был крепкий, настоящей сплавной заварки, цвета темного янтаря. «Неужели ворует?» — мелькнула мысль.

— Хороший чай, Матвей Илларионович? — сухо спросил директор. — Откуда достаешь?

— Первейшего сорта, Сергей Иванович, — улыбаясь и вытирая с лица пот рукавом рубахи, ответил Вирозеров, — первейшего. У меня в Сумпосаде знакомая старушка есть. Как чай у нее кончается — валится на кровать с мокрой тряпкой на лбу. И лежать будет, пока ей чаю не достанут. Всех домашних замучила. Так я снабдил ее чаем, до весны хватит. Теперь старуха с приплясом по квартире бегает.

— Ну-ка, уступи мне немного, — попросил Ковалев.

Вирозеров полез под потолок и снял оттуда с гвоздя небольшой мешочек. Запустил в него свою пятерню, высыпал на стол горсть темно-коричневых, мелко нарезанных кусочков какого-то вещества.

— Во! Даже старуха от китайского не отличила, а она должна бы, кажется, понимать толк.

Ковалев с интересом потрогал содержимое мешочка и удивленно посмотрел на Рядова и Вирозерова.

— Что это? Я никогда не видел.

— Да что ты, Сергей Иванович, — пробасил Рядов, — вглядись хорошенько. Матвей паккулу нарезал и высушил.

— Чага, что ли? — уточнил Ковалев.

— По-ученому — чага, а по-нашему — паккула, — неохотно, как о пустяке, не заслуживающем внимания, процедил Рядов.

— Ну-ка, Матвей Илларионович, налей нам с Остреиновым по стаканчику.

— А я-то здесь при чем? — запротестовал сразу Остреинов, которому показалось, что директор хочет возложить на него какие-нибудь дополнительные обязанности, связанные с чаем. — Снабжать чаем должен ОРС.

Все выпили по стакану.

— Восьмой получается, — проговорил при этом Вирозеров, — но за компанию ничего, не грех.

— С завтрашнего дня, Иван Иванович, — обратился директор к Рядову, — по мешку чаги в неделю. Хоть рожай! Не в таком, конечно, виде, а целиком, грибами...

— Тьфу! — откровенно возмутился начальник службы лесозаготовок. — Людей не хватает никуда, план выполняем наполовину, Марцинкевичу помогай шпалы делать и снегом их подбивать, по ночам с этим «унутренним» лопаты делай, а теперь еще... — Он свирепо посмотрел в сторону Вирозерова: — Сам со своими людьми собирать будешь! И смотри у меня, если в неделю мешка не наберешь! — накинулся он на мастера.

Вопрос обеспечения леспромхоза чаем был решен. Больше к этому никто не возвращался.

— Как ты считаешь, Матвей Илларионович, — спросил директор Вирозерова, — почему это твои кулаки не хотят работать по-настоящему?

— Хе... Да потому, что они кулаки.

— Пустое болтаешь. На себя-то они работали?

— Так то на себя, а здесь надо на общество.

— Гм... А есть среди них такие... очень авторитетные?

— Есть. Барабаш с сыном, Терещенко, Дрожжин — смутьян страшенный, сам не работает и другим не дает. Таким, товарищ директор, надо бы на язык наступить, иначе никто работать не будет.

— Кому? — словно думая о чем-то другом, спросил директор.

— Дрожжину. Демагог и саботажник! — уже горячо рассказывал мастер.

— Откуда они? — продолжал спрашивать директор.

— С Украины и Дона.

— Где собирать будем?

— В овощехранилище придется, в бараках места не хватит.

— Тогда веди сначала в оба барака.

Бараки были одинаковы. Небольшие, с двумя ярусами сплошных нар, простым, на крестовинах, столом между ними и с двумя коптилками, сделанными из патронов крупнокалиберного пулемета. В обоих бараках жили бездетные.

— Это откуда? — спросил директор Остреинова, показывая головой на коптилки.

— Аэродром недалеко...

— Хорошие связи?

— Нет, — пожал плечами Остреинов, — нечем заинтересовать.

Овощехранилище оказалось большим помещением длиной около шестидесяти метров и шириной метров двенадцать. Однако низкий потолок не позволял сделать двухъярусных нар. Они были одноярусными и во многих местах перегораживались простенькими ситцевыми занавесочками. Расстояние между нарами было в два раза шире, чем в бараках. На таком же, как в бараке, столе стояли такие же коптилки, но их было четыре.