Виктор Андреев - Молодой Ленинград ’77

Власов подполз к командиру взвода.

— Товарищ лейтенант, разрешите, я их задержу. А вы отходите.

Бугров испытующе посмотрел на бойца. Он не сомневался, что Власов выполнит любое приказание. Скажи ему: «Надо сейчас во весь рост пойти на фашистов», — Власов пойдет. И теплое отцовское чувство поднялось в нем к этому вихрастому, белобрысому парню.

— Одному трудно будет, — сказал лейтенант.

Власов будто не услышал этих слов. О чем речь! Трудно? Ясно, нелегко. Но разве в этом суть?

— Я вас догоню, — он уверенно выдержал взгляд лейтенанта.

Фашисты приближались. Огонь их автоматов усиливался. Пули все чаще цокали по соседним кочкам, сбивали стебли осоки.

— Добро, действуй, — сказал он Власову, не прекращая стрельбы. — С тобой останется Батуров.

Салават Батуров был невысокого роста крепыш с круглым лицом. Во всей его фигуре было что-то тугое, пружинящее, производившее впечатление взведенного курка. Неразговорчивый и немного угрюмый на вид, он всегда был готов к немедленным действиям. А действовал с каким-то остервенением, быстро и решительно. Во взводе Батуров был недавно, пришел после гибели краснофлотца Романчука.

Все было яснее ясного. Группа располагала ценными сведениями. Кто-то должен был доставить эти сведения командованию, а кто-то обеспечить отход.

Власов и Батуров не заставили себя ждать. Они сделали короткую перебежку вправо. Заняли удобную позицию. И ударили по фашистской цепи во всю мощь своих автоматов.

Гитлеровцы залегли.

Бугров, Восков и Хромов воспользовались этим: быстро преодолели расстояние, отделявшее их от леса, и спрятались за деревьями. Там огонь врага был уже не так опасен. Разведчики вышли во фланг фашистам и взяли их под обстрел.

Федор понял, что теперь можно отходить. Он крикнул Батурову:

— Салават, пошли. Пора и нам!

Батуров и сам догадался.

— Давай, давай! — только и услышал от него Федор.

Он увидел, как Батуров неожиданно подпрыгнул, бросил в гитлеровцев гранату и крупными скачками побежал к лесу.

Немного выждав, Власов устремился следом.

Лес приближался. Федор все отчетливее видел кусты на опушке, толстые стволы деревьев, заветную сосну, которая как бы манила его под сень своих ветвей.

Федор не добежал каких-нибудь пятидесяти шагов. Мощный толчок заставил его остановиться. Неведомая сила подбросила его над землей, и какое-то мгновение он парил в воздухе. Затем неуклюже взмахнул руками и упал на траву.

«Не успел, — мелькнула у Федора досадливая мысль. — Отстал. Выбрались бы ребята».

Словом «ребята» он объединял всех, с кем жил на войне, дружил, делил хлеб и табак, опасности и тяготы походной службы. В том числе и лейтенанта Бугрова, и командира отделения Воскова, и веселого друга Ивана Хромова, и угрюмого, неразговорчивого Салавата Батурова. Он так привык быть вместе с ними…

Через несколько часов разведчики вышли к переднему краю и перешли линию фронта. Но не было у них той радости, с которой обычно бойцы возвращаются из разведки домой. К землянкам подходили понурые и будто чем-то недовольные. Не было с ними испытанного боевого друга краснофлотца Власова.

А Федор в это время лежал на лугу и широко открытыми глазами смотрел в безоблачное небо. Он видел над собой высокие стебли травы, рельефно выделяющиеся на фоне звездного свечения. Видел безбрежный, темно-синий простор вселенной. И постепенно осознавал, что остался один под этим небом, на этом лугу. Попытался повернуться — не смог. Прислушался — ни звука. Ни стрельбы, ни голосов, ни шелеста травы. Может быть, посигналить? Прокричать чибисом? Или просто истошным человеческим голосом? Но он смог выдавить из себя только слабый стон.

«Ушли, ушли, — застучало в голове. — Теперь все в порядке. Скоро будут дома… И все в порядке».

Даже сейчас Федор беспокоился не о себе, а о товарищах. И когда окончательно понял, что́ произошло, почувствовал какое-то необычное, странное успокоение. Звезды потускнели. На глаза надвинулся туман.

Федор пришел в сознание от холода. Над ним висела глубокая осенняя ночь. Вокруг стояла тишина. «Будто и не на войне», — подумал он. А может, и впрямь все уже изменилось за ту вечность, которую он отсутствовал? Может быть, он уже у своих? Лежит у лазаретной землянки в ожидании врача? Ведь сколько, случаев на фронте бывало, что человек терял сознание на поле боя, а приходил в себя много часов и дней спустя где-нибудь в незнакомом шалаше или на лежаке в подвале разрушенного дома.

Но на этот раз, кажется, все не так. Тишина была чужая. И только небо над головой было свое, родное. Туманная лента Млечного Пути, угловатый ковш Большой Медведицы, тусклый свет Полярной звезды напоминали о школьных годах, о парусах яхт над Финским заливом, о первых юношеских мечтаниях. Помнится, под таким небом провел он с Зиной последний вечер перед уходом на фронт.

Захотелось встать и побежать навстречу этим звездам, туда, где небо сливается с землей. Побежать, разрезая грудью упругий ветер, вдыхая до головокружения живительный поток воздуха. И, уже позабыв обо всем, что с ним произошло, он попытался подняться, преодолеть проклятое земное притяжение. Попытался и не смог. Резкая боль во всем теле схватила железными клещами, и он, едва оторвавшись от земли, снова приник к ней.

«Нет, самому не выбраться, — решил Федор. — Надо ждать. Может быть…»

Гадать, что «может быть», не имело смысла. Вариантов тысячи, всех не предугадаешь. Но ждать действительно надо.

Обреченному на бездействие лучше всего вспоминать. Воспоминания будят новые видения. Это как повторение жизни в грезах. А какой человек откажется повторить жизнь?

Как это было там, в далеком первом рейде? Почти два года назад. Брезжил рассвет, почти так же, как сейчас. Разведчики вышли к небольшому селу, притулившемуся у лесной опушки. В предутренней туманной мгле избы казались игрушечными.

Не выходя из леса, остановились.

— Здесь привал, — бросив вокруг изучающий взгляд, сказал Бугров. Тогда он был еще младшим лейтенантом.

— Передохнуть не вред, — сказал Кузьма Романчук.

— Неплохо бы и позавтракать, — заметил Хромов.

Он в любой обстановке как дома.

— Может, тебе кофе со сливками подать? — уставился на него старшина Восков.

Шутки шутками, а есть действительно хотелось. Отмахали столько километров.

— На кой хрен мне кофе, — не замечая иронии, ответил Иван. — Кружка горячего кипятку, это я понимаю. По-охотничьи.

— И кипятку не будет, — успокоил всех Бугров. — Можно по глотку спирта. Сухари, сало запивать водой. Консервы пока не трогать. И главное, никаких следов.

— Чтобы не получилось, как у Юлия Цезаря: пришел, увидел, наследил, — блеснул эрудицией Романчук.