Григорий Терещенко - Медсанбат

— Это что же, вместо хирурга Скринского профессора прислали? — наконец произнес Травинский. — Хоть Скринский и молодой, и хороший хирург... Да, капитан Криничко убывает комиссаром полка. Рахимов тоже назначен начальником «Смерша» дивизии.

«А может, он обеспокоен тем, что Криничко ушел из батальона? — подумал Павел. — Конечно, потеря для батальона большая.»

-- Снова Уралова назначили исполнять обязанности комиссара.

Подошли профессор Жоров и Снегирева. Они ехали в хвосте колонны. Профессор представился. Травинский улыбнулся, но улыбка тут же погасла.

— Знаю, знаю. Читал о вас.

— Благодарю, — поклонился профессор. — Ведите Меня к Горяинову.

— Алла Корнеевна, проведите профессора. — Тут же пожаловался: — А мы вот в таком положении. Часть раненых вынужден отправить в село, но его часто бомбит авиация. Я рад, что вы прибыли. Горяинов и Варфоломеев совсем с ног валятся. Медикаментов, сброшенных с самолётов, недостаточно. Машины на приколе — без горючего и при таком снеге не поедешь...

Он замолчал.

— Ну что ж, будем приспосабливаться и к такой жизни, — улыбнулся профессор. Острая бородка воинственно торчала. От него пахло овчиной.

«Ничего, попадет раза два под бомбежку, где и денется воинственность», — подумал Травинский о профессоре.

Около ели Шевченко увидел Криничко и Полину Волкову. Оп уже раньше наметил, как часто и внимательно смотрела на Тараса Тарасовича молодая вдова. Как подсолнух поворачивает свою голову к солнцу, так и Полина тянулась к Тарасу Тарасовичу, где бы его ни встречала.

Она была трогательно юна, хотя около губ заметны четкие морщинки.

— Уходите от нас? — спросила она.

— Да, попрощаюсь со всеми...

«Какие у него всегда добрые глаза, — думала Полина. — Их взгляд облегчает боль, будто нежно снимает ее и переносит на себя. Такого можно за одни только глаза полюбить».

— Берегите себя, Тарас Тарасович! — сказала. — Как плохо, что вы уходите. Вы были для меня опорой, отцом и... — запнулась, замолчала. Тут же увидела старшего лейтенанта Шевченко, подала руку, повернулась, быстро пошла. Павел все-таки заметил, как жалко дрогнули ее посиневшие губы.

В землянке коменданта аэродрома стоял полумрак. Пахло хвоей и сырой землей. На высоком, покрытом одеялом топчане лежал комиссар дивизии. Рядом сидела Алла Корнеевна Снегирева.

— Сколько привезли раненых? — спросила она у Шевченко.

— Десять подвод.

Вбежал интендант второго ранга и сразу к комиссару:

— Как себя чувствуете, Василий Иванович?

— Новый командир дивизии, — шепнула Снегирева.

Застонал комиссар. К нему поспешила военврач.

— Если не прилетит самолет — не дотяну до утра, — прохрипел комиссар дивизии. — Не сдавайте аэродром. Продержитесь еще дня три-четыре. Переправьте всех раненых я выходите из окружения. На север держите. На юге войска не в лучшем положении.

По его лицу прошла судорога, и стиснутые веки мелко задрожали.

— Хорошо. Держитесь и вы, Василий Иванович! По рации передали — самолет обязательно будет.

Интендант, второго ранга встал и посмотрел на Павла:

— Старший лейтенант Шевченко, — отрекомендовался тот.

— А, старый знакомый. Принимай, брат, стрелковый батальон. Садись в мои санки, я тебя туда и доставлю.

— Есть принять батальон! — ответил Шевченко. — Только мне бы взвод передать. Автомашины.

— Разве автомашины не взорваны до сих пор?! Я же приказал взорвать!

На командный пункт полка исполняющий обязанности командира дивизии и старший лейтенант Шевченко прибыли в полночь. У блиндажа, где разместился штаб, часовой потребовал пропуск.

В землянке был тоже часовой.

— Охраняет знамя дивизии, — приподнял брови исполняющий обязанности командира дивизии.

Командир полка, молодой капитан, спал, положив голову на сколоченный столик, но тут же проснулся. А может, его толкнул начальник штаба, низенький старший лейтенант, который составлял цветными карандашами схему обороны. Командир полка представился, доложил обстановку. Схема была похожа на озеро с отдельными островками. И стрелы. Островки — батальоны. Это самое страшное в окружении. Противник начинает дробить полк на части.

— Я привез вам нового командира батальона, — наконец представил Шевченко.

— На третий батальон пошлю, — ответил капитан.

— Основная задача не допустить противника к нашему аэродрому. Держаться во что бы то ни стало!

В блиндаже было тихо. Нигде не гремели пушки, не слышалось ни ближнего, ни дальнего боя. Немцы или отдыхали, или готовились к новому натиску на окруженные, истекающие кровью войска.

— Может, чайку попьете? — предложил командир полка. — Ахмедов, вскипяти чай! — крикнул он казаху смуглым, слегка широкоскулым спокойным лицом.

— Батальон сильно потрепанный, — начал капитан. — Противник, надо полагать, пойдет в стык. Бейте его вместе с командиром второго батальона. Друг друга не оставляйте в беде. Гуртом и батька легче бить, так, кажется, говорят украинцы. В общем, договоритесь с комбатом-два на месте. Круглов доставит вас на позицию батальона.

— Связь с аэродромом есть?

— Так точно, работает. Ахмедов, соедини комдива с аэродромом.

— «Крыло»! «Крыло»! — начал звонить красноармеец. — Товарищ комдив! Аэродром на проводе.

Комдив взял трубку:

— Кто это? А, врач? А комендант аэродрома где? Самолет прибыл? Передайте лейтенанту — в первую очередь комиссара! Как?! Как нет в живых?!

Комдив опустил трубку, снял шапку-ушанку, обнажив бритую голову.

— Комиссар дивизии умер на аэродроме, — наконец начал он, губы его задрожали, в глазах блеснули слезы. — Хороший был человек! Смелый.

Шевченко молчал: разве выразишь словами утрату комиссара!

— В Новозыбкове у него остались жена и трое детей...

Еще до рассвета Шевченко познакомился с бойцами. Стрелковый батальон насчитывал более ста человек. За час до рассвета он решил собрать коммунистов, комсомольцев, командиров отделений.

— А не опасно ли это? — поднял голову старший лейтенант Круглов.

— Я должен поговорить с личным составом хотя бы через актив, — строго сказал Шевченко.

Когда все собрались, Шевченко начал:

— Товарищи, какое сегодня число?

— Двадцать первое...

— Так, двадцать первое февраля. Двадцать первого меня приняли в пионеры, а затем в комсомол. В этот день я принял третий батальон. Я хочу, чтобы это число было для всех счастливое. Задача у нас ответственная: не пустить фашистов к аэродрому. Это пока единственная связь с Большой землей. Самолеты должны увезти раненых. Мы здесь не только находимся в окружении, здесь мы защищаем Москву, ту землю, которую отбили у фашистов. Мы в ответе за всю нашу Родину! Кто-кто, а мы с вами видели зверства фашистов на московской и калининской земле. Медсанбат, когда потребовалось, стал в оборону и не пропустил немцев в село. С нами были девушки, они дрались не хуже нас, мужчин, и ни одна не струсила. Расскажите обо всем этом бойцам. Смерть всем, кто пришел на пашу землю!