Борис Романов - Почта с восточного побережья

Поддерживаемые солдатами, они спустились через откинутый борт грузовика и по хрустящему стылому снегу пошли в школу, а староста быстрым, громким и скрипучим голосом обрадованно заговорил с земляками.

Из комнаты учительницы тянуло чадом жаркого, а в зале продолжал орудовать неутомимый унтер-офицер Ланге. Рукава его нательной рубашки были закатаны, мундир висел у школьной доски, где солдаты успели нарисовать мелом фривольный рисунок, пилотка Ланге была надвинута на школьный глобус, а на больших стоячих школьных счетах был распят баран, которого Ланге свежевал к ужину.

Гюйше заинтересовался барашком, но Герхарду уже наскучило обжираться, плавало перед глазами тревожное яркое лицо русской крестьянки, исчезнувшее в общем поклоне. Интересно, есть ли у нее тут кто-нибудь? Стоит ли об этом задумываться? Не проще ли проверить, как живут в этой деревне? Взять, например, с собой солдат…

— Райнер, вы не находите, что одной вашей палки маловато для русских? Они не очень любезно отвечали старосте…

Райнер лениво отвинчивал пробку.

— Палки вполне достаточно, обер-лейтенант. Стадо видит палку лучше, чем пистолет. Староста слишком многословен, но это его дело. Если он не справится…

Райнер отхлебнул из фляжки и налил пробку для Герхарда.

— Думаете, чем занять вечер, обер-лейтенант? Я видел, как вы пялились на эту русскую… Но как же восьмой параграф инструкции о нашем поведении на Востоке? Ваш шеф господин Бакке не одобрил бы, пожалуй…

— Мой шеф рейхслейтер Альфред Розенберг, — напомнил Герхард.

— Так сразу и господин рейхслейтер? — усмехнулся Райнер и протянул пробку Герхарду. — А начальник ведомства землеустройства и начальник картографического отдела генерал-майор Рихард фон Мюллер? Впрочем, я догадываюсь, вы доите не одну корову… Так я мог бы приказать своим ребятам… Впрочем, зачем осложнять жизнь старосте? Наше все равно будет нашим. Мы еще вернемся сюда, когда староста выявит коммунистов. К тому же, п-фу! — русские девки… Вы видели, какое у них белье? Я предпочел бы нечто иное, обер-лейтенант. Здесь так уютно…

Герхард взял из рук Райнера алюминиевый стаканчик, увидел райнеровские немигающие глаза и белесоватые десны и порадовался тому, что в «Оппеле» этот тип сидит впереди, а не рядом. Наглец, кажется, он считает, что он здесь хозяин положения… Возможно, он не просто жандарм, а еще и человек гестапо и сам из тех, кто сосет не одну корову…

— Я мог бы приказать моим ребятам, — повторил Райнер, — но не будет ли это лишним для первого раза? Эта деревня — единственное нетронутое селение в нашей тыловой зоне. Мы уедем завтра, но за нами должны оставаться тишина и порядок. Впрочем, если она пойдет добровольно… Вы ведь знаете, что она не пойдет добровольно? Лучше выпейте, обер-лейтенант, и смиритесь с тем, что на этот раз вам придется остаться одиноким.

Герхард выкурил перед камином сигарету, размышляя о том, что отпуск начнется уже на следующей неделе и он успеет к рождеству в Берлин или, еще лучше, в Мекленбург, а пока выбирать не приходится и, следовательно, надо терпеть общество этого двуликого Райнера и этого жирного Гюйше, но в дальнейшем он не позволит себе связываться с кем бы то ни было, и на оккупированной вермахтом территории он сам постарается командовать своей охраной, если таковая еще будет нужна.

Дежурный унтер-офицер ввел в комнату старосту и с ним того самого бородатого старика, выглядевшего вблизи еще более массивным, но отнюдь не жирным. Видавшая виды двубортная куртка приоткрывала выпуклую грудь, подобранный живот, а из рукавов ее выглядывали сухие кулаки размером с противотанковую мину.

— Так что сосед мой, нахбар, господин начальник, — объяснял староста, — до революции, до большевиков то есть, ихний батюшка богатый бауэр был, можно сказать — банкир. — Староста, видимо, радовался, что оказался не одиноким среди земляков, все заглядывал в заросшее бородой лицо старика и тараторил так, что Герхард едва успевал понимать его. — Два и было в волости, можно сказать, хозяина — фатер мой Лука Иванович да ихний отец Егор Василич, Ергунев его форнаме, а это сын евоный, Авдей Ергунев. Брательник ихний, брудер то есть, по сю пору на Выселках живет.

— Погоди, Савватий, — сказал старик иерихонским голосом, убрал старосту за свою спину и снял шапку. — Ты мне скажи, господин офицер, дашь ты мне оружие али нет? Нынче мужику без оружия — во!

— Полицай ист, бауэр винтовка нихт! — ответил Герхард, с недовольством разглядывая остроглазого бородача и еще удивляясь его вольным манерам.

— Хы, полицай! Я не полицай, хозяин я! И не винтовку бы мне, а карабин. Погоди, Савва, дак и что, что из Берлина? Дашь оружие или мне куда в управу бежать?

Бородач сунул в карман шапку и придвинулся к Герхарду, но Райнер остановил его, словно шпагой, концом палки и достал из полевого планшета карту.

— Ты нет шумет, — закричал, вскакивая, Герхард, — ты ест молчат! Всякий шумет — шиссен, расстреляйт! Рус нет хозяин, рус арбайтен, поняль, вих? Рус ест скот. Рус ест молчат! Ты ест аух молчат!

— Эк, понесло!.. — забормотал старик и попятился к двери.

— Погодите, обер-лейтенант, — вмешался Райнер, — речь идет о Выселках. Мы будем там ночевать завтра. Комм хир, рус. Переводите же, обер-лейтенант! Как идет дорога на Выселки? Эта? Эта? Этот мост цел? Тут, правда, есть болото?

Мужик вслед за Райнером долго водил по карте толстым, как рукоятка гранаты, пальцем. От одежды его пахло хвоей и холодом, и жесткая борода стлалась по груди, как вереск.

— Все буковки не по-нашему, — сказал, наконец, мужик. — Я тебе так доложу, господин офицер: и болото есть, и лес есть, а дороги туда нет, потому как мост наши еще осенью на воздух подняли, понял? Конечно, морозное дело, только машин твоих болото, помяни мое слово, не выдержит. Ты бы чего полегче в дорогу брал, господин офицер. Погоди ты, Савка, наши, говорю, и взорвали, не ихние же! Беспорядку только много стало, господин офицер, хозяину без оружия худо. Так будет мне карабин или мне в район наладиться, а?

Райнеру мужик понравился, он пообещал ему разрешение на оружие, но только в том случае, если мужик будет лично сопровождать их в поездке по волости.

— Иначе… — Райнер прищурился и выразительно согнул указательный палец.

— Куда уж яснее, — согласился бородач, — а ты, Савка, говоришь, из Берлина!.. Вот кто начальник! Ну, коли не винтовку, так, может, деревеньку какую дашь в управление, господин офицер? Не хуже Саввы я бы делов наворочал. Погоди ты, Савка! А насчет Выселков прав ты, господин офицер. Чего нашего брата слушать, если у тебя планы другие. Может, и выдержит болото. Ты прямо по дороге жарь. Выселки — дело верное — Орся, брат мой, поди, давно освободителев ждет. Не дашь, значит, винтовку? Ну и то ладно, приветил. А то ведь впрямь заморозил ты меня маленько, господин офицер.