Иосиф Келлер - Суровые дни

Служащие удивленно посмотрели на Таганцева, когда, не закрыв за собой дверь кабинета, в распахнутой шубе, он стремительно прошел через контору, не сказав, как обычно, куда пошел и когда вернется.

Всю дорогу от завода до пылаевского дома члены завкома спорили между собой. Одни поддерживали конторщика Сенцова, другие были на стороне Никиты Черноусова, третьи пытались найти золотую середину.

Явилось столько народу, что Варваре пришлось, пока все раздевались, принести сверху стулья.

— Завод взбудоражен приказом. Сама жизнь ставит перед нами вопрос. Правильный ли он? Не допущена ли ошибочка? Что-то неладно получается, товарищи… Машины вывезем, а рабочим что делать? Без работы останутся? — горячась, говорил Сенцов. Оратор он был прирожденный.

Но Ляхин давно раскусил Сенцова. Как-то, выступив на митинге, он сказал: «Язык у Сенцова, как ботало, блям-блям… Говорит — уши развесишь, слушаешь. А после хочешь сердцевинку припомнить, не можешь. Ничего от нарядных слов не осталось. Шелуха!»

— Подумайте, что получается, — продолжал взволнованно Сенцов. — На заводе эсеры зашевелились. Собирают рабочих. Заводят темные разговоры: мол, большевики машины вывезут, а вы тут с голоду пухнуть будете.

Все повскакали с мест, зашумели, заспорили.

— Без поддержки мировой революции нам не продержаться! — покрывая шум, закончил Сенцов.

— Тише, товарищи! — зычно крикнул Черноусов. — Пусть скажет Прохор. Он теперь директор. Его наша власть назначила… Как он скажет, так и сделаем!

Стало тихо. Прохор обратился к Сенцову:

— Насчет мировой революции ты, Сенцов, говорил и когда против Брестского мира бушевал.

— Спорить не хочу. Кто прав, покажет будущее. — Сенцов встал, резко отодвинув табуретку. — Можешь, Прохор, дальше не говорить. Твоя позиция ясна. Ты на стороне тех, что хотят выбросить рабочих на улицу! — Сенцов обратился ко всем: — Товарищи, кто солидарен со мной — пошли! Здесь нам не место! — И, не став одеваться в комнате, схватил пальто, шапку и ушел.

Пятишин поспешил вслед за ним. В дверях задержался и, обернувшись, зло сказал:

— Повыбирали ругателей всяких в комитет! Хватит с меня унижений!

— Уходи! Воздух чище будет! — крикнул Ляхин.

Пискунов пошел к вешалке.

— Ты куда, Илья? — спросил Прохор.

Пискунов остановился. Прижимая к себе тулуп, он дышал так, словно на него навалили непомерную тяжесть.

— Мы в пятом году вместе кровь проливали. Вроде как побратались. Горстка нас была. А сейчас? Республика своя, — тихо говорил Прохор, будто не с Пискуновым разговаривал, а сам с собой. — Власть теперь рабочая… Кому, как не нам, о судьбе рабочей думать? Но не так, как думает Сенцов, а в будущее заглядывая.

— Замолчи! — Пискунов тоскливо посмотрел вокруг и прошептал: — Без того тошно. — И, махнув рукой, закричал: — Пропади все пропадом!

Хлопнула дверь. Жалобно звякнула посуда в стеклянной горке.

— Еще кто уйти собрался? — спокойно спросил Прохор. Никто ему не ответил. — Товарищи! Вывезти оборудование завода решили не здесь, а в Москве…

— А всей контре, что по квартирам отсиживается да больными прикидывается, то же лекарство прописать, что Николашке Романову прописали! — закипятился Ляхин.

— Романов это Романов. А люди, Алексеич, разные, — возразил степенно Никита Черноусов. — А ты всех — ррр-аз! В одну кучу…

— Ну, зачем, голуба, всех… По выбору!

Все рассмеялись. А Ляхин неожиданно пропел:

Но тут дверь распахнулась — и стремительно вошел Таганцев. Его лицо раскраснелось, меховая доха была расстегнута. По всему видать — торопился.

Покинув утром управление завода, Ростислав Леонидович поехал в город. До этого ему не приходилось посещать находившиеся там советские учреждения. Тем более было затруднительно решить, куда обратиться по поводу злополучного приказа. Раньше у вокзала стоял пышноусый, важный городовой, у которого, конечно, можно было спросить любой адрес. Но городовые исчезли вместе со старыми порядками, и Таганцев, медленно поднимаясь по гористой улице, не знал, что же предпринять.

Внимательно присматриваясь к встречным прохожим, выбирал, кого бы попросить помочь отыскать нужное учреждение. Но все, кто проходил мимо, не устраивали Ростислава Леонидовича. Наконец, он увидел, как на другой стороне улицы из калитки вышла дама, держа на цепочке бульдога. Это была жена присяжного поверенного Дудника. Таганцев так стремительно подошел к даме, что бульдог, зарычав, рванулся, пытаясь схватить его за брюки. Когда дама успокоила собаку, Таганцев, извинившись, объяснил, что собственно нужно. Но дама прежде всего стала жаловаться. Прекратились громкие процессы, дававшие мужу крупные гонорары, и его заставляют выступать бесплатно, а в их квартиру вселили по ордеру семью чекиста. И теперь они живут как на вулкане.

Таганцев повторил вопрос. Дама посоветовала немедленно пойти в городской совет, помещающийся в бывшем губернаторском доме.

— Но предупреждаю… Антр ну суа ди! Там сидят одни разбойники. Берегитесь их! — Дама таинственно зашептала: — К счастью, осталось недолго терпеть.

В горсовете Таганцев переходил из комнаты в комнату, снова и снова объяснял причину посещения. Одни, едва только он начинал говорить, отсылали его «по инстанции» в соседний отдел; другие, выслушав, разводили руками, но на всякий случай рекомендовали обратиться к более влиятельному товарищу. Когда он безрезультатно обошел все отделы и, запутавшись, вернулся опять туда, куда заходил в самом начале, ему посоветовали с таким делом, негражданского характера, обратиться в штаб армии.

Штаб армии занимал особняк пароходчика. Аляповатая роскошь огромных комнат явно не вязалась с напряженной, по-военному суровой обстановкой.

Таганцев долго простоял возле окошечка дежурного. Беспрерывно звонил телефон. Дежурный куда-то отлучался. Приносили срочные пакеты… Наконец, дежурный выслушал Таганцева. Служебное удостоверение казенного завода сыграло решающую роль. Пропуск выписали к начальнику служебных перевозок Стогову.

Стогов был мил и любезен.

— Приказ подписан высшим начальством. Я только исполнитель. Могу посочувствовать, но помочь… Увы, гражданин Таганцев! Единственно, что посоветую, хотя, честно говоря, шансов на успех не вижу: обратитесь в губком партии. Все под ним ходим. Авось, там…

В губпарткоме шло экстренное заседание. Когда оно кончится, никто не знал. Но молоденькая девушка, печатавшая на машинке, была очень внимательна, даже помогла Таганцеву снять шубу.

— Подождите. Я доложу секретарю.

Таганцев сел возле дверей. Мимо проходили озабоченные люди. Из раскрывающихся дверей вырывались возбужденные голоса… Но вот Таганцева попросили зайти в кабинет. Ростислав Леонидович назвал свою фамилию. Один из присутствующих (Таганцев решил: самый главный) извинился, что заставили долго ждать.