Борис Рощин - Открытая дверь

— Все вон из автобуса!

От этого неожиданного крика Анатолий Ипполитович вздрогнул и поднял голову. Водитель автобуса сорвался с места и, подталкивая пассажиров к выходу, возбужденно кричал:

— Быстро, быстро выходите! Освобождайте автобус! Они от меня далеко не уйдут!

Пассажиры, галдя и толкаясь, вываливались из автобуса. Анатолий Ипполитович продолжал сидеть в кресле не шевелясь. Сердце его замирало и останавливалось, как когда-то в детстве, когда стоял он на скользкой трехметровой вышке и никак не мог решиться на прыжок в воду.

— Толя, выходи! — услышал он голос Анны Михайловны. — Иди сюда, Толя!

— Дядя, чего сидишь! — гаркнул водитель. — Вытряхивайся, живо!

— Я не выйду, я с тобой, — тихо проговорил Анатолий Ипполитович и почувствовал, что ноги его словно бы отделились от скользких досок и он полетел вниз. И, понимая, что возврата назад уже быть не может, Анатолий Ипполитович с отчаянной решимостью вскочил с кресла, крикнул:

— Заводи, дорогой! Вперед! Давай! От нас не уйдут!

Шофер несколько мгновений рассматривал Анатолия Ипполитовича изумленно, потом махнул рукой и плюхнулся на сиденье за руль. Взревел мотор, пол автобуса вылетел из-под ног Анатолия Ипполитовича, и, цепляясь за кресла, он повалился в проход, больно ударившись головой о спинку сиденья. Анатолий Ипполитович очень сожалел, что не мог в эти мгновения взглянуть на сына. Когда он, оглушенный падением, поднялся и оглянулся, Витьку с Анной Михайловной уже не было видно. Автобус на шальной скорости летел под крутой уклон, Анатолия Ипполитовича швыряло из стороны в сторону, как щепку в речной проруби. Почти ползком добрался он до кабины водителя, ткнулся носом в ветровое стекло и, крепко держась за поручни, крикнул:

— Догоним ли?!

— Если они на Медвежий перевал пошли, тогда догоним! — азартно прокричал в ответ водитель. — Там вчера обвал мост перекрыл! На старую дорогу будут возвращаться!

Автобус мчался вперед с такой скоростью, что на поворотах Анатолию Ипполитовичу казалось: сейчас они перевернутся, сорвутся в пропасть или врежутся в скалу. Проклятая «морская болезнь» вновь начала допекать его и мучить. Анатолий Ипполитович усилием воли отгонял от себя и страх, и тошноту, стискивал зубы и дышал с трудом, воздуха не хватало.

Черную легковую машину Анатолий Ипполитович увидел первым. Он плохо разбирался в марках машин, но, кажется, это была «Волга». Та самая…

— Они! — крикнул Анатолий Ипполитович, холодея, и вытянул вперед руку. — Теперь не уйдут!

Бандиты, видимо, заметили погоню. «Волга» резко прибавила скорость, но впереди из-за крутого поворота выползал колесный трактор с прицепом. «Волга» притормозила, и на повороте автобус почти нагнал ее. Анатолий Ипполитович не представлял себе, как может водитель автобуса остановить бандитов, задержать их, но страх его и тошнота вдруг пропали.

— Давай, родной, жми! — завопил Анатолий Ипполитович, пьянея от собственной смелости и нахлынувшей отваги. — Дави гадов!

Автобус попытался обойти «Волгу» и преградить ей путь, но машина грабителей вдруг резко вильнула в сторону, и водитель автобуса невольно нажал на тормоза. И тут Анатолий Ипполитович увидел вдруг, как из бокового окна «Волги» показалась рука с пистолетом. Он отпрянул от ветрового стекла, присел, и в тот же миг ветровое стекло автобуса глухо лопнуло и разлетелось на куски. В лицо Анатолию Ипполитовичу ударил тугой горячий ветер. Автобус вновь поравнялся с машиной грабителей, стал обходить ее, прижимая к обрыву. И вновь Анатолий Ипполитович увидел, как из бокового окна «Волги» высунулся пистолет. На какое-то мгновенье Анатолий Ипполитович поймал отчаянно-бешеный взгляд водителя автобуса и понял его немой вопрос. В груди у него что-то дернулось и оборвалось. Страх исчез, все вокруг стало призрачным, невесомым, и Анатолий Ипполитович пробормотал беззвучно:

— Давай, дорогой!

Водитель автобуса рванул руль вправо, в сторону черной «Волги». Раздался удар, треск, пистолет выстрелил огнем прямо в лицо Анатолия Ипполитовича, и последнее, что он помнил, было бескрайнее зеленое море, кипящий белый прибой у прибрежных скал и соленая пивная пена, ударившая в глаза…

— А-а! А-а! — кричал Анатолий Ипполитович и барахтался под одеялом, отплевываясь, силясь освободиться от скатавшегося пододеяльника, облепившего ему лицо. — А-а!

— Толя, что с тобой? — тормошила Анна Михайловна мужа. — Да проснись же, проснись! Анатолий!

— А… — Анатолий Ипполитович открыл глаза, огляделся непонимающе, потом узнал супругу и облегченно пробормотал: — Фу, черт! Приснится же! Все ты, Аннушка, — пироги на ночь!

— Горишь весь, Толя, и мокрый. Не иначе — жар!

— Отвяжись, Аннушка! — раздраженно буркнул Анатолий Ипполитович. — Вечно ты об одном и том же. Здоров я, здоров!

Анатолий Ипполитович откинулся на подушки, вздохнул глубоко, облегченно, блаженно вытянулся. Почесал потную волосатую грудь и неожиданно спросил:

— Когда мы на Алтай к матери твоей ездили? Году, кажись, в…

— Витька в тот год в первый класс пошел, — живо откликнулась Анна Михайловна, орудуя под кроватью мокрой шваброй. — А чего тебе вздумалось?

— Помнишь, Аннушка, мать рассказывала, у них на тракте человека ограбили и убили, а шофер бандитов догнал и сбил автобусом на Медвежьем перевале? И сам вроде сковырнулся.

— Как же, в газете, мать говорила, про то писали. Когда судили их.

— А шофер?

— Шофер погиб.

— Да… — протянул Анатолий Ипполитович, пошевеливая пальцами босых ног, — люди есть… Бывают люди! Витька где, спит?

— Какое спит! Затемно еще на рыбалку поднялся, с Генкой Арефьевым на мотоцикле укатили.

— На рыбалку — это хорошо! — раздумчиво проговорил Анатолий Ипполитович. — Рыбалка — лучший отдых! Давай-ка и мы с тобой, Аннушка, махнем в отпуск на озеро с палаткой? На зорьке с удочкой посидим, ушицы с костра похлебаем. Хорошо!

— На юг же собрались, Толя! Сам говорил!

— Что юг? На жаре мотаться, по очередям мыкаться, за койку по два рубля платить? Что тебе, экскурсии горные нужны? Хватит, один разок попробовали, помнишь небось? А здесь тишина, никто не мешает, благодать! Или к матери на Алтай махнем. Как думаешь, Аннушка?

— Как хочешь…

Анатолий Ипполитович хотел рассказать жене про свой сон, но передумал. Показалось ему, что Анна Михайловна втайне может над ним и посмеяться. Хорошее настроение его сразу исчезло, он помрачнел, насупился, решительно проговорил:

— Значит, так: отдыхаем дома всей семьей! Окончательно!

Иван Борисович проснулся мгновенно. Открыл глаза и долго, не шевелясь, соображал, что бы такое могло его разбудить? Потер ладонью левую подмышку, прислушался: уж не сердце ли? Нет, в груди все спокойно и даже тяжести никакой, вот что значит стакан кефира на сон грядущий. Слава богу, начинает отвыкать от дурацкой своей привычки наедаться на ночь. Черт, в голове звенит и просторно, как после трех чашек крепкого кофе. Теперь до утра не заснуть.