Юрий Благов - Аншлаг [Рассказы о цирке]

А в Институте физкультуры, куда он поступил вроде бы по призванию, кроме обожаемой акробатики было столько всего прочего, что Шокин начал с тоской поглядывать по сторонам.

И тут все решил случай.

В спортивном бассейне залез однажды Вадим на десятиметровую вышку и продемонстрировал для своей однокурсницы коронный номер. Подбежал к краю доски, глянул вниз, затрясся, схватился за голову, рухнул, как говорится, вверх тормашками. И лишь у самой воды сгруппировался и вошел в нее как надо. На сей раз он долго не поднимался на поверхность: пускай, дескать, девушка поволнуется. Однако, вынырнув, оваций не встретил. Больше того, девушка хохотала, откинув назад свои светлые волосы, видимо, от какой-то шутки жгучего южанина, стоявшего возле нее. Сопоставив незнакомца и себя, Вадим почувствовал, что в атлетичности и, увы, обаянии он явно проигрывает сопернику, и это еще больше распалило его самолюбие. Выйдя из воды, Вадим набычил шею и пружинистой походкой не спеша направился к собеседникам, приготовив для начала не слишком дружелюбную фразу типа: «А ну дайте-ка и мне посмеяться…»

Однако произнести ее не пришлось. Южанин сам устремился к нему, белозубо улыбаясь и громко аплодируя. Как тут же выяснилось, его заинтересовала вовсе не подружка прыгуна, а сам прыгун, о котором он ее дотошно расспрашивал.

Короче говоря, это теперешний партнер Вадима, зовут его Рубен. Тогда он был на ВП — вынужденном простое, поскольку прежнего партнера призвали в армию.

Притирался бывший спортсмен к цирку трудно. Поначалу его удивляло, почему в цирковых гостиницах с 16-ти часов до 18-ти шуметь нельзя, а после 24-х можно… Потом сообразил, что если у артиста утром репетиция, днем — отдых, вечером — представление, то когда же ему жить?..

Сбивал Вадима с толку цирковой режим, вернее — отсутствие такового. В спорте он питался по системе «завтрак съешь сам, обедом поделись с другом, а ужин отдай врагу», а тут чудовищные ужины, так что по утрам кофе застревает в горле.

К Регининым Вадим вернулся вместе с партнером, когда все уже сидели за столом. Рубен принес огромный букет, внутри которого была упрятана бутылка «Хванчкары», и он широким жестом ее извлек и привычно занял центральное место за столом.

Как опытный тамада он знал, что в тосте самое главное — начало и конец. Чтобы сразу привлечь внимание говорящих, шумящих и звенящих посудой людей, следует их ошарашить.

— Пьем за большого быка! — крикнул Рубен, и все замерли. А тамада, медленно рассеивая возникшее недоумение, продолжал: —…Из кожи которого сшиты наши сапоги, которые привели нас под этот гостеприимный кров, к этим радушным хозяевам, нашим любимым друзьям и товарищам, уважаемым артистам Регининым.

Все засмеялись, выпили, и снова наступила тишина, которую на сей раз создал не тамада, а закуска.

Вадим, возвращаясь в комнату, облегченно вздохнул, подумав, что энциклопедия напрочь забыта, но, оказывается, нет…

— Женя, — спросил Звонкова старший Регинин, — а про цирковых артистов в твоей книге тоже есть?

— А как же! — выскочил из-за стола Звонков и тут же вернулся со своим фолиантом. — Вот… слушайте… АБАКАРОВ… АЛЬПЕРОВЫ… АПАЧ… БАМБУК… БИМ-БОМ… БУГРИМОВА…

Звонков — студент-заочник, учится на режиссера и два раза в год ездит в Москву сдавать накопленные знания. Жонглеры, как правило, репетируют больше других, но Звонкова хватало и на репетиции, и на выступления, и на обучение. Он ведь понимал, что всю жизнь не прожонглируешь.

Сейчас артисты, приятно удивившись, что в таком солидном издании названы близкие им имена, на какое-то время даже прекратили трапезу. Все, за исключением Вадима: тот продолжал есть.

А турнист Дымба, порядочный тупарь, услышав фамилию Бугримовой, спросил Звонкова, держа на вилке большой гриб:

— А Назарова есть?

— Назаровой тут быть не может!

— А чем она хуже? — И Дымба, взмахнув вилкой, уронил гриб на скатерть.

— При чем тут «хуже» или «лучше»? Эта книга — первый том, здесь только от «А» до «Глобус».

И тут Вадим возьми да и вставь свое слово:

— Насколько я понимаю в искусстве, глобус — это география!

Тут все насторожились, поскольку было известно, что Вадим пришел в цирк из института.

— «Глобус» — название театра времен Шекспира, — назидательно ответил Звонков. — Так что, насколько я понимаю в географии, «Глобус» — искусство!

Все захохотали, поскольку свой чужого, как говорится, «приложил»!

— Мой партнер знает всё! — заявил Рубен и добавил: — Но… неточно.

— Скажи, — обратился к Звонкову сын Регинина, Костя, — если человек исполняет рекордный трюк, а больше ничего не умеет, ремесло это или искусство?.. Что там написано, в энциклопедии?

— Я тебе без энциклопедии скажу. Ремесло.

— Нет, искусство.

— Какая разница, абы гроши платили! — внес свою лепту Дьшба.

— Нет, ты поясни, — не унимался Костя, — скажем, какой-нибудь Иванов или Петров ни одной книги за всю жизнь не прочитал, а двойное сальто лепит как бог. Так вот кто он, артист или ремесленник? Как твое мнение, Рубен?

Мнение Вадима после «Глобуса» уже не котировалось.

— Черноработник культуры! — сострил Дымба.

— Отвечу как тамада, — сказал Рубен. — Здесь не общее собрание, не художественный совет и даже не совещание по вопросам клоунады! Поэтому попрошу перейти к текущим делам. Пьем за здоровье наших дорогих женщин вообще и за авторов этого великолепного стола в — частности.

Все закричали «ура!», и тут в комнату вошел человек, которого все звали «папа Игорь». Его биография известна в цирке каждому. На манеже он лет шестьдесят, и нет, наверное, такого жанра, в котором бы он не работал. А теперь надевает униформу, поскольку он всего только ассистент: подает исполнителям — внучке и ее мужу — реквизит, зато делает это с таким видом, будто именно от него зависит успех или неуспех не только этого номера, но всего представления.

Однако если на манеже он ассистент, то за кулисами — бог! Старики либо болтливы, либо замкнуты, а папа Игорь ни то, ни другое.

Отнюдь не навязываясь молодежи, он и не избегал ее. Вадима невзлюбил сразу. Когда все поздравляли акробатов с успешным дебютом, он только спросил:

— Надолго к нам, молодой человек?..

И хотя потом Вадиму пояснили, что этот вопрос вызван поступком одного спортсмена, поработавшего в цирке без году неделю и поступившего в Баку официантом в шашлычную, симпатии к папе Игорю у Шокина тоже не появилось.

Сейчас все засуетились, освобождая вновь прибывшему место, ставя перед ним прибор и наливая вино.

Вопрос об искусстве и ремесле спорщики переадресовали ему.

Почетный гость выждал, когда ему наложат разных закусок, чтобы общее внимание не могло быть ничем отвлечено, и сказал: