Юрий Благов - Аншлаг [Рассказы о цирке]

Добившись знакомства, поклонницы обрастают фотографиями артистов.

Артисты этих поклонниц не избегают, хотя уважают не слишком.

Были, естественно, такие и у Чубчика, но, покидая город, он о них тут же забывал.

Однако новая знакомая чем-то явно отличается от обычных поклонниц. Чем же?

Не найдя ответа, Чубчик заснул.

А в первый же выходной около гостиницы столкнулся с ней.

— Здравствуйте, Сережа! — весело сказала Люся.

Чубчик, давно отвыкший от своего настоящего имени, встал и залюбовался: ее загорелое тело вроде бы неохотно прикрывало платьице из такого тонкого материала, что, казалось, дунь на него — и улетит. Светлые глаза, светлые волосы и брови оттенял загар, удивительно меняющий женщин. Порой он симпатичных превращает в хорошеньких, а хорошеньких в красавиц. Так и тут.

— Вот здорово, что вы пришли! — обрадовался Чубчик. — Сейчас возьму хлеб, и пойдем пить кофе.

— Я завтракала.

— Хорошо, не надо кофе. Едем за город! Согласны?

— Куда?

— Найдем куда…

Было у Чубчика движимое имущество, с которым он никогда не расставался. Он считал, что велосипед хорош в манеже, а для суматошного города хрупок, — тут седлай мотоцикл и жми на всю катушку!

Чубчик любил катать девушек на своем мотоцикле. Они усаживались позади него, а он — надо не надо — резко притормаживал, отчего пассажирки невольно его обнимали. Мотоцикл, считал Чубчик, сближает быстрее, чем, например, стихи. Сейчас у него мелькнуло опасение, что Люся не захочет ехать, скажет, что, если б знала, пришла бы в джинсах, — однако ничего такого она не произнесла. Села, и хоть бы что!

Оба надели шлемы. Чубчик помчал по незнакомому городу, а Люся сзади командовала «прямо», «вправо», «опять прямо».

Так они выехали на загородное шоссе, и мотоциклист начал оглядываться по сторонам, выискивая место для привала, где-нибудь подальше от цивилизации.

Стояло бабье лето, и красота была неописуемой. Разноцветные деревья и кустарники словно бы сами предлагали им остановиться, но кругом были люди.

Чубчик вел мотоцикл виртуозно, содержал его образцово, так что обычной трескотни, когда даже разговаривать нельзя, здесь не было. Чубчик узнал, что Люся учится в швейном техникуме, будущая портниха; впрочем, не совсем будущая, вот это платье она сшила сама. Чубчик повернулся к ней, чтоб оценить работу, и тут же наехал на кусок доски, валявшейся на дороге. Оба высоко подпрыгнули и захохотали.

— Ты не ушиблась? — озабоченно спросил Чубчик.

— Нет, а ты?

Люся призналась, что любит цирк, что знает многих артистов, но вот лично познакомилась с ним с первым. Чубчик самодовольно улыбнулся. Впрочем, что же тут удивительного?.. Он не последняя спица в их велосипедном номере.

…Синицкие стальным ураганом врываются на манеж и начинают гонку друг за другом, круг за кругом по лакированной поверхности деревянного настила. Это как бы манеж в манеже. Велофигуристов четверо — три черноволосых атлета и блондинка, жена одного из них. Вот они, обняв друг друга за плечи, вздыбливают свои машины и едут на одних задних колесах, не снижая при этом скорости. И тут с криком: «А вот и я!» — выкатывает Чубчик на неправдоподобном сооружении: одно колесо его велосипеда обычное, а другое — огромное, в форме яйца, так что ездок то взмывает в облака, то падает в пропасть. И не только велосипед вызывает смех в зале, но и сам Чубчик. Он в зеленом костюме в крупную клетку, в островерхой тирольке с пером, а в петлице огромная роза. Чубчик ладно скроен, крепко сбит, но его физиономия не вызовет улыбки разве что у слепого. Лицо Чубчика совершенно круглое, на нем вздернутый нос и большие, чему-то удивляющиеся глаза. В училище его прочили в коверные клоуны, но получился комик в номере, который ничего на лицо не прилепляет и не пририсовывает. Помотавшись по манежу, Чубчик на своем чудовище галантно привстает, протягивая блондинке розу, и неуклюже плюхается на манеж.

А велофигуристы продолжают путь. Один едет по кругу, второй залезает ему на плечи, третий садится на плечи второго, а венчает динамичную колонну блондинка, застывая на плече третьего в классическом арабеске.

Тогда Чубчик врывается на веломотогибриде, который фыркает, трещит, рычит и наконец взрывается так, что рама летит в одну сторону, руль — в другую, колеса — в третью, а Чубчик — в четвертую. Но, вскочив, он седлает заднее колесо, берет в руки переднее и этаким велочеловеком победоносно покидает манеж, заслужив поощрительную улыбку блондинки.

А в финале все четверо, взявшись за руки, катят на моноциклах — одноколесных велосипедах, седло у которых на двухметровой высоте, а Чубчик вслед за этим взбирается на таком же моноцикле на мягкий барьер манежа, поначалу катит по нему, но в итоге падает на руки партнеров, а за храбрость получает от блондинки предназначавшийся ей цветок.

Загородный рейс несколько затянулся. Давно уж отмелькали одноэтажные домишки старой окраины, на горизонте зазеленела чуть ли не тайга, но вдруг вынырнули модерновые здания с просторными лоджиями и огромными окнами, а рядом еще такие и еще.

Но вот последний микрорайон, кажется, позади.

Чубчик притормозил вроде бы для того, чтобы посоветоваться с Люсей, и удивился, что она не уцепилась за него. Он даже оглянулся: не выпала ли по дороге?

— Поедем дальше или здесь остановимся?

— Все равно, — ответила Люся.

А сама разрумянилась, глаза наполнились каким-то озорным блеском, и Чубчик решил, что самая пора свернуть с накатанного шоссе.

…Местечко они выбрали чудесное, кроме них и деревьев — никого.

Перекусили, но ничего спиртного у них не было: ГАИ существует не только для автомобилистов. Мотоциклет прислонили к сосне.

Во время трапезы Люся внимательно рассматривала Чубчика, порываясь что-то сказать, но так и не сказала. А когда он по ходу дела ее неловко обнял, сопротивляться не стала, отчего кавалер почувствовал себя уверенней. Однако когда захотел Люсю поцеловать, она его сильно оттолкнула.

Привыкший к падениям, Чубчик повалился на спину, быстро, как на манеже, вскочил и с веселым криком бросился на девушку. Завязалась беспорядочная борьба, оба вскоре начали тяжело дышать, наконец Люся вырвалась, встала и, поправляя платье, каким-то странным голосом, вовсе не похожим на тот, каким говорила до этого, произнесла:

— Пусти… Я сама. — А потом добавила — Отойди и отвернись.

Чубчик послушно отошел на некоторое расстояние.

— А теперь считай до десяти… только медленнее.

— Раз… — Теперь уже и у Чубчика голос стал чужим. — Два… — Голос наполнился какой-то сладкой дрожью. — Три…

«А все-таки, — успел подумать Чубчик, — она, значит, такая же, как и все…»

— Четыре…