Юрий Благов - Аншлаг [Рассказы о цирке]

И Васька остался в цирке.

Для начала он самостоятельно выбрал на конюшне пустующее стойло, а затем начал появляться везде и повсюду. Цирковые детишки пришли от Васьки в восторг, а взрослые вскоре возненавидели.

Осел бесцеремонно влезал в гримерные и, как правило, съедал губную помаду.

Однажды во время представления оказался на манеже, осмотрел замерших в пирамиде акробатов, повернулся и ушел под дружный хохот зрительного зала. А когда Ваську привязали, он начал дико орать.

Акимыч только по ночам показывался в цирке, и возиться с Васькой днем или вечером было некому…

Вы можете спросить: почему же Ваську держали? А вот почему… Кроме Арефьева с его конюшней был в программе другой дрессировщик, который готовил номер «Живые басни». Басни эти от начала до конца должны были исполнять сами животные. Уже имелись медведи, петухи, лисы, зайцы, а осла не было. Ну, а какие же басни без ослов?

Ему-то Арефьев и представил Ваську. Тот поблагодарил и тут же улетел в Москву утверждать у начальства новый сценарий, включив в смету также и осла. Все работающие в цирке животные состоят на учете, им выписывается довольствие, а Васька был пока, так сказать, внештатной единицей. Забрал бы его Акимыч к себе домой, да некуда. Отдали было осла старому униформисту, имевшему домишко на окраине, да он оттуда удрал. И не просто заявился в цирк, а сразу втерся в стойло, теперь уже занятое лошадью из группы джигитов, сменивших Арефьева.

Директор цирка увидел его и закричал:

— Опять этот дармоед здесь? Убрать! И не кормить больше!

Надо сказать, дела тогда в цирке шли неважно, а директору почему-то осел не понравился с первого взгляда. Да и непорядок это, чтоб на посторонних тратиться…

— Нельзя животную не кормить, — вмешался было Акимыч.

И хотя ему от директора тоже попало, но конюх на ходил все же способы Ваську подкармливать. По ночам он уделял ему даже особое внимание. Очень нравилась ему эта «исправная животная»!

За осла вступились и джигиты:

— Зачем не кормить? Директор не прокормит — мы прокормим.

И остался Васька в цирке, по-прежнему во все вмешиваясь и всем досаждая.

А тут обругали в газете коверного клоуна за то, что не меняет репертуар. Его, впрочем, частенько критиковали, но клоун был оптимистом и утверждал, что «лучше плохая рецензия, чем хороший некролог».

— Ладно! — сказал клоун директору. — Я на днях выпущу новую репризу. У меня уже партнер есть!

— Кто же? — насторожился директор.

— Васька! Пока он в басни не вошел.

Директор покачал головой, но в виде опыта согласился на Васькин дебют.

И вот клоун появляется на манеже с какой-то несусветно размалеванной хламидой.

— Александр Борисович! — обращается он к инспектору манежа. — Купите рубашку!.. Новая, модерновая, отличная, заграничная. Лондон-швей-Нью-Йорк-промторг.

Инспектор от рубашки отказывается, и клоун, идя по кругу, начинает предлагать ее зрителям.

И вот тут-то из центрального прохода вылетает Васька, выхватывает из рук клоуна рубашку и, резво подпрыгивая, уносит ее в зубах.

Клоун первое время души не чаял в новом партнере и клялся, что не расстанется с ним до конца жизни. К сожалению, Васька, в отличие от клоуна, не любил повторяться.

Реприза с рубашкой ему вскоре надоела, а ничего нового клоун придумать не мог. Васька начал халтурить, от былой резвости не осталось и следа.

А однажды вышел, не обращая внимания на партнера с его модерновой рубашкой, и разлегся посередине манежа. Униформисты попробовали его прогнать, но он заорал еще громче, чем в конюшне, когда его там привязывали. Растерявшийся клоун краем рубашки стирал холодный пот с лица, а осел все орал и орал…

К тому же Васька, вероятно, днем что-то стащил и бросаться на сытый желудок за рубашкой (в ней была спрятана морковка) не имел ни малейшего желания.

Наконец инспектор приказал поднять по краям ковер, и Ваську им накрыли, а десять униформистов поволокли с манежа этот брыкающийся и визжавший мешок за кулисы.

Публика ревела от восторга, а клоун замешкался и остался на манеже. Теперь ему нужно было чем-то перекрыть неожиданный успех своего партнера. Он решил сделать пародию на него. Накрыл голову рубашкой и тоже заорал. Но утомившаяся от хохота публика этого трюка не приняла.

И клоун не пожелал больше не только выступать, но даже смотреть на Ваську. Ни на манеже, ни за кулисами.

Даром, конечно, это не прошло.

Директор сочинил строгий приказ, в котором клоуну попало по первое число. Приказ вывесили на видном месте, а Васька подошел, понюхал его и съел.

Директор, узнав о съеденном приказе, чуть в обморок не упал. А затем отправился в санаторий, дав Аки-мычу строжайшее поручение отправить осла подшефной воинской части — то ли для их детского садика, то ли еще для чего.

— К тому же, — добавил директор, — сезон у нас заканчивает «Цирк на льду», и кормить этого халтурщика будет нечем. Фуражом у них не разживешься!

С этим директор и отбыл.

А ночной конюх день не отдает осла, два дня, три…

— Чего загрустил, Акимыч? — спросил на третий день художник, писавший плакаты для новой программы.

Конюх поведал про съеденный приказ и про воинскую часть, а плакатист улыбнулся и сказал:

— Не журись, что-нибудь придумаем…

И вот, набирая силы на черноморском берегу, получает директор телеграмму: «Благодаря дополнительной рекламе идем аншлагами».

Конечно, с одной стороны, он обрадовался, что дела в цирке поправились. А с другой, будучи человеком прижимистым, всю обратную дорогу мучился: что это за дополнительная реклама и во сколько она обошлась?..

Едет он с вокзала домой и натыкается на хохочущую толпу, в основном из ребятни. Толпа эта двигалась ему навстречу, и директор вскоре понял причину ее веселья.

По дороге важно вышагивал Васька, размахивая своими немыслимыми ушами, а на его боках красовался плакат:

«ТОЛЬКО Я НЕ ИДУ

ПОСМОТРЕТЬ „ЦИРК НА ЛЬДУ!“»

И под уздцы упрямца вел не кто иной, как ночной конюх…

Давно уже сняли морозильные установки «Цирка на льду», снова на манеже расстелили ковер, а Васька продолжает рекламировать то премьеры, то «вечера смеха», то новые аттракционы, то детские утренники. А когда создатель «Живых басен» наконец-то пробил смету, в которую был включен и осел, директор отдать Ваську отказался. Самим нужен.

Шапито — это зрительный зал под брезентовой крышей, конюшня под деревянным навесом да несколько фургонов, столпившихся вокруг.

Сейчас поздний вечер, представление в цирке закончилось, но в одном из фургонов горит свет. Изящная блондинка, обитательница фургона, отпивая кофе маленькими глоточками, увлеченно рассказывает новым подружкам: