Юрий Благов - Аншлаг [Рассказы о цирке]

Однажды Союзгосцирк получил темпераментное письмо от группы ленинградских ученых. Мужи науки подметили, что у кого-то из пожилых акробатов «все дрожит», а у почтенной дрессировщицы собачки выходят из повиновения. И вот ученые — из гуманных соображений, естественно, — вопрошали, почему этим людям до сих пор не предоставляют заслуженного отдыха?! Куда, дескать, смотрит профсоюз, министерство и т. д.?

Цирковые руководители, прочитав это письмо, синхронно вздохнули.

Манеж напоминает парковый аттракцион под названием «Колесо смеха». Усядутся желающие на это колесо, а оно начинает крутиться, сбрасывая с себя одного желающего за другим. Ударяются люди о мягкий борт и сходят с круга. И очень редко кому-то удается удержаться в центре.

Конечно, цирковой долгожитель Ташкенбаев и в девяносто лет ходил по канату, а джигит Алибек в том же возрасте был на коне.

Но у большинства почва уходит из-под ног, однако покидать круга они не желают! Дескать, мы с манежа не уйдем — нас с него вынесут. И всё!

И происходит в цирковом мире такое, чего и во сне не приснится…

Один гимнаст много лет руководил воздушным полетом, но возраст заставил спуститься на землю. Однако обойтись без воздуха он не мог! Поначалу ездил с труппой, проводил репетиции, ассистировал на представлениях да чинил предохранительную сетку.

Но вот и эти поездки кончились!.. Приземлился гимнаст в прекрасной квартире в одном из лучших районов Москвы, только бы жить ему да радоваться, тем более что по соседству жили такие же, как и он, — все-таки веселее. Но однажды утром гимнаст распахнул окно и, убедившись, что внизу никого нет, разбежался по комнате и выпрыгнул. Причем прыгнул так, что умер мгновенно и следов на асфальте не оставил!

А знаменитая воздушница, в отличие от него, не пожелала приземляться вовсе! Юношески стройная, она по-прежнему взбиралась на трапецию, и годами обретенная техника позволяла ей до последнего момента оставаться на высоте. А в момент, оказавшийся действительно последним, успела только слегка вскрикнуть и выпустила трапецию из рук. Врачи потом сошлись во мнении, что удара о землю она уже не почувствовала, поскольку сердце разорвалось в воздухе…

К утру Гурий понял, что уснуть ему не удастся. Он вышел на балкон, а затем спустился на улицу.

Тихий переулок, на который он свернул, привел москвича на базар, спозаранок набиравший силу. Сверкали золото дынь, янтарь винограда, сочная зелень всевозможных оттенков. На красных глянцевых помидорах играло утреннее солнце.

И все это было как сто, как двести лет назад и сопровождалось стабильными прибаутками типа: «Подходи, дорогой! Первым будешь — дешевле возьмешь».

На базаре были женщины и мужчины, молодежь и старики, горожане и крестьяне, продавцы и покупатели, не хватало только… только…

И тут, вероятно, базар очень удивился, потому что солидный вроде бы человек вдруг как мальчишка подпрыгнул на месте, хлопнул себя по лбу и, быстро-быстро зашагав, стукнулся лбом о столб. Затем извинился перед ним (перед столбом-то!) и пошел дальше.

Это был Гурий.

Перед началом представления он отозвал инспектора манежа в сторону, и впервые номер антиподиста прошел, как говорится, «на ура».

Впрочем, самого Алекса это не удивило, и он снисходительно пояснял потом, что недавно в Пензе его принимали лучше.

Гурий остался в Тбилиси на следующий день и убедился, что прием антиподистского номера был точно таким же.

А на третий день развеселившийся зал проводил Алекса скандирующими аплодисментами!

И тогда Гурий пустился в обратный путь самолетом.

— Что же все-таки произошло?.. — поинтересовался в Москве его начальник.

— Ничего особенного, — ответил Гурий. — Инспектор манежа теперь говорит: «Картинку старого цирка исполнит артист Алекс». И всё…

Начальник усмехнулся и дал указание оплатить режиссеру самолет, тем самым признав его командировку творческой.

А месяца через два Гурий Иванович шел, как обычно, по коридору Союзгосцирка. Колоритен этот коридор! Тут и в январе можно встретить бронзовые лица — это вернулись артисты, гастролировавшие в Австралии или в Латинской Америке.

В этом коридоре назначаются свидания — и деловые, и лирические; в нем встречаются люди, постоянное местожительство которых — цирк.

Коридор является центром конвейерной жизни. Работая в основном на периферии, артисты то и дело приезжают и прилетают в Москву, иногда даже в свои выходные дни.

— А вот и Гура, у которого краси…

Дальнейшего Гурий услышать не смог, поскольку Алекс, метнувшийся было в его сторону, увидел режиссера Московского цирка и побежал за ним.

Ранним утром, когда дрессировщик Арефьев гонял по манежу лошадей, его попросили подойти к проходной. Узнав причину вызова, Арефьев захохотал. Перед ним стоял зареванный мальчишка лет десяти и с ним удивительно смешной осел… «Он-то уж не заплачет», — почему-то подумалось дрессировщику.

Из рассказа мальчугана прояснилась такая картина. Жил этот паренек с отцом и с матерью в пригороде. Домишко у них был, дворик был, и всякой живности хватало. Однажды отец из экспедиции привез в подарок сыну совсем еще маленького ослика. Но как только ослик прижился на новом месте, семейству предоставили квартиру. В многоэтажном доме! А прежнее их владение — на снос… Ну, осла, естественно, в лоджии не разместишь и в гараже не замкнешь.

— Чего ж ты хочешь? — спросили мальчика.

— Хочу, чтобы вы из него артиста сделали. Он все понимает! — И заревел.

Арефьев похлопал ослика по спине, отогнул длиннющее его ухо вниз, а оно тут же снова выпрямилось, и спросил вахтера:

— Акимыч не ушел?

— На конюшне вроде был…

— Позовите его.

Пришел Акимыч, чья должность выглядела в большом городе довольно экзотично: по штатному расписанию он «ночной конюх». Этот сельский человек, когда перебрался в город к дочери, никак работу по душе не находил. Но пошел как-то с внучкой в цирк да в нем и остался! Не может быть, решил он, посмотрев представление, чтобы в такой красотище дела для меня не нашлось, по лошадиной части, например. И отыскал в каменном лесу города цветущую лужайку цирка. Стоят теперь под его началом красавицы лошади разных пород и мастей и в самом цветущем возрасте. Они отдыхают после вечернего выступления, а он следит, чтобы все у них было в порядке.

— Исправное животное! — оглядев ослика, резюмировал Акимыч. — А как зовут-то?

— Васька!

— Вот что, — сказал Арефьев мальчику, — оставляй пока своего Ваську здесь. Акимыч за ним посмотрит, а я кое с кем посоветуюсь. А после обеда приходи за ответом. Идет?..

Мальчуган кивнул, но ни после обеда, ни вечером, ни на следующий день не пришел.