Юрий Благов - Аншлаг [Рассказы о цирке]

Сама атмосфера советского цирка ставит неучей в тяжелое положение. Уловить пульс современности человеку темному попросту нельзя. А сегодняшний цирк не отгораживается барьером манежа от остального мира.

Советский цирковой артист не чувствует себя одиночкой, действующим на свой риск и страх. Его заявки на новые номера рассматриваются на режиссерских коллегиях, утверждаются художественными советами. Лучшие работы систематически выдвигаются на смотры новых произведений циркового искусства, артисты награждаются званиями лауреатов, дипломами и похвальными листами.

Все материальные затраты по созданию новых произведений берет на себя государство. Материальная поддержка, с одной стороны, и творческая — с другой давно у нас стали нормой, чему не перестают по сей день удивляться артисты капиталистических стран.

Для оформления аттракциона Исаакяна был привлечен заслуженный деятель искусств Армянской ССР художник Александр Шакарян. Специально заказывалась музыка. Сам Исаакян неустанно совершенствовал оформление. Листья пальм были отлиты по его эскизам на резиновом заводе, отчего они не осыпаются при перевозках и живут почти натуральной жизнью при малейшем прикосновении к ним обезьян или попугаев. Артист применил и такое новшество: вынес ограждение за барьер, увеличив, таким образом, свою рабочую площадь; ввел круговой занавес, образующий на манеже шатер.

Зритель же чутко улавливает все новое на манеже.

— Меня одолевают студенты, — говорил директор Минского цирка во время гастролей одного из по-настоящему новых аттракционов. — Забросали цирк коллективными заявками, чего раньше я что-то не замечал…

Но в чем же все-таки современность исаакяновского аттракциона? Что в нем нового?

— С самого начала я задался целью, — рассказывает дрессировщик, — добиться самостоятельности в поступках животных, создать беспрерывность действия. Чтобы мой маленький спектакль разыгрывался ими самими, якобы без вмешательства человека. Но такая видимая свобода достигается нелегко. В этой кажущейся импровизации необходим точнейший расчет, иначе нарушится все. Здесь каждое положение — уже трюк. Скажем, участие удава… Весь животный мир испытывает панический страх перед удавом, кроме разве мангуста да птицы-секретаря, нападающей на ядовитых змей. И приучить бегемота терпеть присутствие удава, да к тому же не шевелясь, поскольку бегемот у меня вначале «играет» холм, — уже трюк. Так же и другие животные должны быть заняты каждый своим делом, не нарушая логической последовательности аттракциона. Что бы они ни делали, они должны делать как бы по своему желанию, хотя от одного запаха удава должны были бы бежать куда глаза глядят… Работать с разными животными приходится по-разному, причем занятия с ними не должны быть одинаковыми, иначе все им попросту надоест.

Да, действительно, зритель, увлеченный внешними событиями «экзотического аттракциона», не всегда задумывается над тем, как это все достигалось.

— Попробуйте каким-нибудь покрывалом накрыть животное с головой, даже самое маленькое, — не получится, — говорит Исаакян. — Накрыть бегемота еще; сложнее: под попоной он задыхается. Трудности и в том, чтобы каждый мой персонаж вовремя включался в действие. Пущу, бывало, крокодила в озеро, откуда он не должен показываться, пока я его не вытащу на крючке.

А он — натура общительная — выползает из воды раньше времени… Или удав… Лежит-лежит в «лилии», но ведь и ему надоест — и вдруг ползет оттуда вопреки построению сценария, то есть не дожидаясь, пока я извлеку его сам. А ведь животные играют свои роли ежедневно, иногда по два-три раза в день.

И примером разнообразия в занятиях с животными может служить, скажем, документальный фильм «Опасные партнеры». По ходу фильма Исаакян и его обезьяна читают на солнечном бульваре газеты. Затем дрессировщик решает попить. Он дает обезьяне деньги, та идет в киоск, берет лимонад, платит за него, получает сдачу, возвращается на скамью, и оба, утолив жажду, возвращаются к прерванным занятиям. Как видите, обезьяна на натуре так же послушна, как и на манеже, а разнообразие достигнуто.

К неиссякаемому терпению Исаакяна надо прибавить его эрудицию — все это вместе взятое и принесло ему успех. С собой он возит целую библиотеку. О повадках редких животных он осведомлен и теоретически, и практически. Температура в террариуме в любое время года поддерживается 26–27 градусов тепла. Это не расслабляет удавов, а, если так можно выразиться, агрессирует. Охлаждать удавов нельзя, они или погибнут, или, сохраняя «набранное» тепло, не захотят двигаться. Неагрессивный же удав попросту неинтересен, игра с ним не будет смотреться. И на манеже его приходится злить, вызывать в нем агрессию.

Так живет и работает Степан Исаакян, так живут и работают его товарищи.

А вокруг культуры цирковых артистов все еще носятся глупые остроты. Но если вам станут рассказывать старый анекдот о «дремучем невежестве циркачей», смейтесь не над анекдотом, а над рассказчиком…

Цирковой артист сегодня вовсе не таков!

Ровно через сорок дней после нападения Манука мы сидели с Исаакяном на балконе ялтинского Дома писателей. Нас связывает более чем десятилетняя дружба, поговорить нам было о чем, но разговор то и дело возвращался к цирку.

— Манук объявил голодовку. Чувствует, что натворил неладное…

Степан задумался, и я не хотел его перебивать. Затем он заговорил снова:

— Пусть лучше животное злое, но способное, чем спокойное, но тупое… Вот иной удав в клетке — зверь, а берешь в руки — плеть плетью…

— У тебя были стычки не только с бегемотом и обезьяной?

— Все было… Однажды антилопа прижала меня рогами к полу. Спасибо, бегемоты выручили.

— Антилопа?

— Не ожидал такого от этой изящной красавицы?.. Между прочим, зебра тоже красива. Ты сам видел, что она у меня послушно бегает по кругу, на нее теперь можно надеть панно и ездить верхом. А вначале ее десять человек с превеликим трудом выволакивали на манеж… Зебра очень зла, и не дай бог ее ударить — бесится…

— Чем же ты ее укротил?

— Лаской… голосом… Подбор трюков для животных тоже должен исходить из их возможностей.

— Ну, для Манука ты подобрал трюк не самый легкий! Бутылки на качающейся доске…

— Да, животные не любят, когда у них почва уходит из-под ног…

— Я это тоже знаю… Мы пробовали в Киеве поднять живую карусель. Но едва манеж начал подниматься, лошади чуть не передавили артистов. Кстати, только у лошадей я видел финальный «комплимент» подобный тому, который делает Манук: ритмично качает головой, да еще приподняв переднюю лапу… Как ты достиг такого?

— Я уже писал о том, что Манук однажды на репетиции вдруг задрал голову и чуть не стукнул меня в грудь. Я его легонько хлопнул прутиком, и он снова поднял и опустил голову. Потом я соскочил с Манука и дотронулся прутиком до его уха, приговаривая: «Кланяйся, кланяйся…» А потом приказывал только голосом. В дальнейшем я научил его поднимать ногу, и получился «комплимент».