Юрий Благов - Аншлаг [Рассказы о цирке]

И снова попал в цирк, поскольку концерты временами проходили и на манеже.

В Ростове-на-Дону только начал музыкальный фельетон, как по деревянной крыше цирка со страшной силой загрохотал дождь, а ведь микрофонов тогда в цирках не было… Все-таки дотянул выступление до конца.

Среди цирковых артистов у меня появилось много друзей. Помню, ухаживал за одной девушкой-жонглером, а знакомый певец говорит:

— Женись на ней, и сделаете общий номер.

— Какой? — не понял я.

— Ты читай фельетоны, а чтобы публика не скучала, она в это время будет жонглировать…

Начав писать регулярно, я стремился всегда быть полезным любимому искусству. Цирку нужны и слово, и трюк. Лиши манеж слова, и уйдут из цирка сатирические фельетоны, умолкнут злободневные куплеты, не прозвучат задорные частушки, онемеют музыкальные клоуны, они не станут ни петь, ни разговаривать, как знаменитые Бим-Бом, а будут только играть на разных инструментах, не выйдут на манеж разговаривающие клоуны-дрессировщики, сатирики с трансформацией и без. К сожалению, сейчас к этому идет… Кроме стихов в прологе, ни единого слова в программе иной раз не услышишь.

Цирку нужно слово, но не нужно, конечно, многословия. Нужна мысль, выраженная через трюк.

И вот найти этот трюк и придать ему осмысленное звучание — увлекательная задача человека, создающего цирковой репертуар. Часто мне помогают сами клоуны, ибо кто же лучше почувствует трюк или предпосылку для его возникновения? Бывает, впрочем, и так…

— Понимаешь, — говорит кто-либо из них, — вот выходит, значит, на манеж корова, я к ней подхожу и…

— Что «и»?

— Ну, дальше ты придумывай сам, на то и автор. Но…

— Что «но»?

— Сделай так, чтобы обязательно было смешно.

Мне в таких случаях вспоминается сатирик Рыклин, который, будучи редактором «Крокодила», просил машинистку: «Машенька, перепечатайте этот фельетон посмешнее».

Чтобы писать для цирка, надо его любить не меньше, чем его любят сами артисты. И поступаться своей славой ради славы чужой. Цирковой или эстрадный автор анонимен. Хотя он, с одной стороны, нужен, но его вроде бы, с другой стороны, и быть не должно. Однажды драматург М. Червинский привел свою маму на спектакль А. Райкина, предупредив, что всю программу написал он, Червинский, вместе с Владимиром Массом. Выходя из театра, мама сказала:

— А все-таки Райкин очень остроумный человек!

Мне иной раз кто-либо из приятелей пересказывает увиденную на манеже репризу. А написал ее, оказывается, я…

Секреты циркового юмора загадочны.

Давным-давно один Рыжий клоун попросил придумать для него выходную реплику:

— Все равно какую, лишь бы было смешно…

А в это время у всех на слуху были две песни: знаменитая «Катюша» и не менее знаменитая песня «Андрюша».

Сам не зная почему, я выпалил:

— А вы спойте «Выходила на берег Андрюша»…

Поняв, что сказал глупость, я густо покраснел, но через несколько дней Рыжий поймал меня в коридоре.

— Спасибо, дорогой! «Андрюша» идет «на ура»! — И он с теплой улыбкой добавил: — Мне кажется, вы поняли специфику цирка.

Насчет специфики не скажу, но постепенно постиг очевидную истину: публика, слыша знакомую мелодию, естественно, ждала слова «Катюша», и «Андрюша» удивил своей неожиданностью.

А неожиданность — это уже трюк! Но она может быть и глупой (как в этот раз), и умной. В дальнейшем я стремился, естественно, к умным неожиданностям, достигая, так сказать, переменных успехов.

Как-то я увидел в газете две фотографии. На одной был снят мужчина в штапельной пижаме, которая была ему впору, а на другом снимке — тот же мужчина, но в пижаме, которая была ему явно мала. Оказывается, она после стирки села.

«Ага!» — обрадовался я и начал «по-цирковому» решать эту тему.

…И вот высыпает на манеж компания клоунов, шумно поздравляет своего товарища — именинника — и вручает подарок. Это — штапельная пижама, которую виновник торжества с удовольствием примеряет. Но пижама оказывается слишком велика! Однако вспомнив, что штапель после стирки садится, клоуны выкатывают большую стиральную машину, бросают в нее пижаму, «стирают», вытаскивают и приходят в ужас: теперь рукава до локтей, брюки до щиколоток, на груди не сходится…

Клоуны хором клянут директора ателье, который «случайно» оказывается в цирке. Они мигом вытаскивают его из зала, выводят на манеж, втискивают в стиральную машину, повторяют «стирку», и в результате директор выходит лилипутом… С криком: «Директор сел!» — клоуны убегают с манежа…

Эту незатейливую сценку клоуны много и долго играли, пока однажды не заявились ко мне.

— Понимаешь, надоело возить стиральный агрегат… Не можешь ли ты придумать клоунаду без такого громоздкого реквизита? — И синхронно добавили: — Но чтобы обязательно было смешно!

Как-то, наблюдая на репетиции за подвеской воздушного аппарата, я услышал разговор позади себя:

— Все еще болит?

— Болит…

— А ты бы к старику одному съездил, он травами лечит…

Я дальше даже вслушиваться не стал. Мне было и этого «посыла» достаточно.

…И вот на манеж выходит клоун с огромным градусником под мышкой, охает, стонет, но идти к врачу отказывается, предпочитая старца, лечащего наговоренной водой.

Партнер, махнув на больного рукой, уходит, и тогда появляется некое страшилище в длинной рубахе и с длинной бородой. Новоявленный лекарь ставит ведро на стол, вливает в него десять бутылок воды, а затем, поколдовав, льет воду в больного, и у того вода начинает бить из глаз, из ушей и даже из ботинок. Этот «живой фонтан» с криком бежит по манежу, преследуя лекаря. В последний момент лекарь оказывается переодевшимся партнером, который решил таким способом вылечить своего отсталого дружка.

Клоунаду начали играть. Однако счастье оказалось непродолжительным. Клоуны снова появились у меня.

— Понимаешь, реквизит небольшой, но нужно «заряжать» клоуна, возить с собой стол, куда уходит вода… Напиши что-либо попроще. — И добавили: — Но чтобы обязательно было смешно!

М-да… Думаешь-думаешь, наконец в муках придумаешь, а ведь никто и не узнает, что придумал именно ты!.. Авторов-то в цирке не объявляют и в программках указывают далеко не всегда.

То ли дело в театре…

Много лет собирался я написать комедию в стихах. Но, говорил я себе, если взяться за пьесу, то это не значит, что она получится. А если получится, это не значит, что театр ее поставит. А если он ее и поставит, то это не значит, что поставят другие театры… А если поставят и другие, это не значит, что она удержится в репертуаре…

Тем не менее три года я писал пьесу, а в течение одной недели Управление театрами ее прочитало, рассмотрело и заключило со мной договор, извинившись, что не может предложить дебютанту высшую сумму. Тут же у меня попросили разрешения на перевод пьесы (в стихах-то) на украинский, и я великодушно разрешил. Но вот пьесу издали, и — ничего!.. Второй раз издали — опять никто не ставит. Вручил пьесу приятелю-главрежу, он прочитал и стал при встрече со мной переходить на другую сторону, будто не комедию взял, а сто рублей, а отдать нечем. Тогда предлагаю пьесу в периодику. В одном журнале пьеса понравилась, но… «она же в стихах, сами понимаете». Другой журнал вернул пьесу вместе с письмом, в котором сюжет расценивался «как недостаточно занимательный» (хотя не детектив же я написал!).