Владимир Комиссаров - Старые долги

Тетя Даша уже отчетливо видела ошибку, которую она допустила, разговаривая с Билибиными, и теперь ругала себя. Дура старая, будто вчера родилась, не знала, что ли: нынче задарма никто ничего не делает! Но ошибку еще не поздно было исправить.

— Ты не сомневайся, дочка, я тебя отблагодарю…

— Да что вы какие глупости говорите! — воскликнула Светка, заливаясь румянцем. — Стыдно слушать! Я же сказала: все что могу — сделаю! Хотите — давайте писать!

«Так-то оно лучше», — подумала тетя Даша, с удовлетворением глядя, как бросилась Светка за бумагой и ручкой в комнату.

— Кеша! — сказала Светка, вытаскивая листок бумаги из отцовского стола. — Я, кажется, разбогатею. Родственница меня отблагодарить собирается за помощь.

— Ну да! — встрепенулся Иннокентий Павлович. — Деньгами или как?

— Не уточняла.

— Врет! — уверенно сказал Иннокентий Павлович. — Ну ладно, ты, главное, ее ко мне не допускай.

— Отблагодаришь? — прищурилась Светка.

— Веником пониже спины… Иди скорей, не дай бог, пришлепает!

Последующие полтора часа прошли у Светки в творческих муках: Селиваниха оказалась очень требовательной к содержанию заявления, которое они составляли на Николая Фетисова.

— Ты пиши как было! — требовала она у Светки. — Что ты пишешь: «попытка самоубийства», «хотел покончить с собой…»? Ты пиши: «попытка убийства»! Со мной он хотел покончить, а не с собой.

— Тетя Даша! — пыталась спорить Светка. — Зачем ему вас убивать-то?

— А это разберутся. Ты пиши!

Помучавшись с час, Светка поняла, что пора перехватывать инициативу, иначе тетя Даша заведет ее в дремучие юридические дебри, откуда они обе не найдут обратной дороги. И вообще пора было все ставить на свое место: с аборигенами следует — это давно известно — обращаться как с детьми, где лаской, а где строгостью, иначе они сядут на голову, что, судя по всему, и намеревалась сделать эта славная, но очень уж настырная старушка.

— По-вашему писать не буду! — со всей возможной строгостью Сказала Светка, пресекая очередную попытку Селиванихи уточнить текст заявления. — Все это мы сейчас зачеркнем и начнем сначала.

Селиваниха не только не обиделась, но как будто даже обрадовалась, что с ней заговорили столь решительно и строго. Так говорят люди, которые знают, что говорят. И она притихла, глядя, как Светка строчит ее претензии к Фетисову.

— Вот! Коротко и ясно, — сказала Светка. — Сейчас перепечатаю — и олл райт!

— Ну как там? — спросил Иннокентий Павлович, когда дочка вошла в комнату за машинкой.

— Закончили.

— Еще не отблагодарила?

Светка хихикнула, но сразу же сдвинула бровки, придавая лицу прежнее выражение покровительственной строгости.

Впрочем, печатая заявление, она порой забывала о своем положении, и тогда ее личико расцветало в улыбке при забавной мысли о том, каким это образом собирается отблагодарить ее тетя Даша за труды. Деньгами вряд ли предложит: соображения хватит, чтобы не сунуть рублевку. Тогда как же?

Печатала Светка одним пальцем, работа продвигалась медленно и вдруг совсем замерла: Светка застыла над машинкой с поднятой рукой.

— Буковку потеряла? — осторожно спросила Селиваниха.

Светка и не смотрела на буквы — потрясающая идея неожиданно пришла к ней. С трудом она допечатала страничку, но не спешила передавать ее Селиванихе.

— Давай, миленькая, — поторопила та. Светка замялась.

— Поняла, поняла, — зашептала Селиваниха. — Не сомневайся, не обману. Я тебе клубнички нарву. Или, хочешь, яичек свежих…

— Очень рада была вам помочь, — сказала Светка. — Если что надо, приходите, не стесняйтесь. Никакой клубнички, никаких яичек. Мы не чужие все-таки…

Трудно объяснить причину, по которой Селиваниха выслушала это любезное приглашение со страхом, тем более непонятным, что перед ней стояло создание столь юное и прелестное, как Светка. Наверное, большой жизненный опыт подсказал тете Даше, что недаром та все еще не выпускает из рук листок. И она не ошиблась.

В новой Светкиной идее воплотилось все, что волновало ее в последнее время, начиная от наивных, полудетских попыток пристроиться к знатной польской фамилии, включая желание видеть старый Ярцевск заповедником, его жителей — аборигенами, а себя — их опекуном и кончая опостылевшими домашними делами, которые отнимали у нее время, необходимое для интеллектуальной жизни. Желание Селиванихи как-то отблагодарить Светку послужило последним толчком к рождению идеи.

— Тетя Даша! — воскликнула Светка, в мгновенных мечтах своих воспарив к золотому веку, который ее ожидал, если бы ей удалось реализовать свою идею. — Вы не взялись бы за наше хозяйство?

Тетя Даша ловко выхватила из Светкиных пальчиков листок и, бормоча что-то себе под нос, с неожиданной прытью пустилась наутек.

Давно уже Ирина Георгиевна не поднималась по больничным ступеням в таком приподнятом настроении.

Началось все с протеже Василия Васильевича — родственника директора издательства. Родственник вот уже неделю лежал у нее в отделении; ничего серьезного, просто мнительный тип, набравший из медицинских справочников дюжину болезней. Пять лет назад, еще до приезда в Ярцевск, Ирина Георгиевна исцелила его уколами витамина B 1. Она очень не хотела вновь иметь с ним дело, но Василий Васильевич настоял.

Родственник, как окрестила его про себя Ирина Георгиевна, смертельно надоел ей. Он ловил ее постоянно в коридоре, покорно выслушав разъяснения, просил провести дополнительные исследования, назначить новые процедуры и добавлял, сладко улыбаясь:

— Я в долгу не останусь. Хотите, устрою передачу из больницы — телерассказ о вашей работе? На экране вы будете выглядеть как кинозвезда!

Доктор Соловьева считалась опытным хирургом и, наверное, стала бы неплохим администратором — ей не раз предлагали соответствующую должность, но она неизменно отказывалась. Зачем? Она жена Соловьева! Этого достаточно. К тому же она считала: мужчинам власть придает мужественность, у женщин отнимает женственность. Ирина Георгиевна не хотела терять женственность даже в глазах своих пациентов, обезличенных болезнями, больницей, плохо скрываемым страхом перед операционным столом, бродивших по коридорам в застиранных до дыр пижамах. Она входила в палаты властная, женственная, яркая, деловая, нарядная даже в белом халате, десятки глаз, почтительных и восхищенных, следили за каждым ее движением. Она требовала от своих молодых коллег: «Девочки, старайтесь всегда выглядеть красивыми. Это сильнодействующее лекарство!»

Если Ирина Георгиевна в конце концов согласилась участвовать в телепередаче, то совсем не из тщеславия или карьерных соображений. В тот момент она думала лишь об одном: о том, что Геннадий увидит ее такой, какой еще никогда не видел — кинозвездой! На мальчика это должно произвести впечатление.