Вера Фелисова - Все мои братья

Перед отправкой Баева в госпиталь мы стали приводить в порядок и складывать его документы. Среди них было письмо.

— Это от отца, — сказал Григорий. Он разрешил нам прочитать письмо. Оно поразило нас своим патриотическим звучанием. Участник гражданской войны Петр Иванович Баев наказывал сыну до последней капли крови защищать Советскую Родину от гитлеровских оккупантов.

— Нас у него шесть сыновей, — заметил Григорий. — И все на фронте…

Кто-то сказал, что неплохо бы зачитать это письмо в ротах. Григорий смутился.

— Разве что без меня, когда я буду в госпитале, — сказал он.

А перед отправкой его в госпиталь он, помнится, вдруг стал упрашивать меня:

— Добейся, сестричка, чтобы оставили меня здесь. Найвельт говорит, что кости у меня вроде бы целы. Ну, а кровь новая набежит. Я бы вам помогать стал. Перевязывать раненых научился бы. Помоги, сестричка. Боюсь, что из госпиталя не попаду в свой батальон…

Баев недолго задержался на госпитальной койке. Как только затянулись раны, Григорий снова занял свое место в боевом строю и еще год геройски сражался против фашистов.

Погиб он 11 сентября 1942 года.

Навсегда осталась в моей памяти деревня Большое Жабино. В районе этой деревни, расположенной на перекрестке дорог, совершали смелые вылазки к позициям противника наши разведчики, которыми командовал курсант Трофим Росликов. В ней разгромила фашистский штаб боевая группа лейтенанта Бориса Григорьева. Здесь, сражаясь с врагом, проявил подлинный героизм лейтенант Геннадий Воробьев.

В Большом Жабине не умолкали бои. Деревня переходила из рук в руки. При этом подчас происходили случаи один диковиннее другого.

В один из августовских дней наши подразделения нанесли очередной удар по противнику. Гитлеровцы открыли минометный и автоматный огонь. А потом получилось что-то странное. Пальба вроде бы усилилась. Складывалось впечатление, что перед нами в лесу несметное число врагов. Оглушительно трещали автоматные и пулеметные очереди, гремели взрывы мин и снарядов. Неистово ревели танковые моторы, лязгали гусеницы. Причем этот грохот и лязг накатывались волнами. Казалось, из леса вот-вот должны показаться фашистские танки и пехота. Наши бойцы поспешно углубляли окопы, дозаряжали оружие. Некоторые из них с тревогой поглядывали на командира. Лейтенант Геннадий Мариничев, перехватив эти взгляды, рассердился:

— Да вы что? Неужели не поняли еще? Фриц нас на испуг берет! Вслушайтесь хорошенько…

Грохот и треск то ослабевали, то продолжались. А характерного посвиста пуль и осколков не было. Обычно во время интенсивного обстрела с деревьев сыплются ветки и листья, срезаемые пулями. А тут они не сыпались. И меня никто из бойцов не звал на помощь, — раненых не было.

Небольшой группе курсантов командир приказал прочесать лес. В группу вошли Иван Жадан, Михаил Макаров, Алексей Муратов, Андрей Шовкопляс, Хасан Лазаров, Василий Педько, Борис Пугачев, Алексей Небритов, Хусяин Курбаналиев, Сабир Нурдаулетов, Трофим Скоренок, Павел Пивоваров, Борис Леонтьев, Иван Бурцев, Леонид Шевнин, Иван Кубарев, Ефим Шевченко, Михаил Гаврилов, Алексей Лещев и некоторые другие курсанты, Меня, как санинструкторе, тоже на всякий случай включили в группу. С нами были и бойцы-ополченцы, фамилий которых я, к сожалению, не знала.

Мы действовали предельно осторожно. И все же не обошлось без потерь. Стоило курсанту Пивоварову на мгновение оказаться на просеке, как он тут же был смертельно ранен пулей в голову. Курсанта Леонтьева, бросившегося на помощь товарищу, мгновенно постигла та же участь. Погиб один из бойцов. Причем все это произошло молниеносно. В грохоте, заполнившем лес, не было слышно выстрелов. Я тоже рванулась на просеку, где лежали три наших товарища, и, по-видимому, замертво упала бы рядом с ними, если бы кто-то из курсантов не схватил меня за плечо и не отбросил назад.

— Куда лезешь, дурочка!.. Не соображаешь, что где-то тут «кукушка» засела?..

Сначала я не поняла его. Кукушка? При чем тут кукушка? И я заартачилась было. Но тут подошел Андрей Шовкопляс.

— Осторожно, Вера. Из-за деревьев не выходи.

— Почему?

— Потому что тут снайперы…

Андрей подвинул к одному из лежавших на просеке курсантов суковатую валежину и попытался зацепить ею, как багром, за одежду погибшего. Раздался выстрел. От валежины, точно брызги, полетели в разные стороны щепки.

— Вот видишь! — сказал Андрей. — Хорошо еще, что лес густой… А то бы от «кукушек» спасения не было… Ну да ладно, недолго им осталось куковать…

Только тут я поняла, что под «кукушками» курсанты подразумевают немецких снайперов.

Мы медленно, очень медленно шли вперед, укрываясь за деревьями. В какое-то мгновение мне вдруг показалось, что источник грохота, заполнявшего лес, остался где-то позади. Видимо, это уловили и другие. Все остановились, стали тщательно обследовать чащу. От зоркого глаза Ивана Жадана не ускользнул тонкий зеленый провод, протянутый между соснами. Он вел к большому зеленому ящику, подвешенному на дереве метрах в двух-трех от земли. Это был включенный на высшую громкость динамик. Он-то и исторгал звуки боя, записанные, должно быть, на грампластинку. Все теперь стало ясным: фашисты пытались устрашить нас с помощью репродукторов. Их было несколько. К тому же им помогало эхо, создавая стереофонический эффект.

— Осторожно!.. Ложись!.. Вижу «кукушку»! — крикнул вдруг Жадан. Мы рухнули на землю

— Смотрите на ту густую сосну в глубине просеки, — сказал он уже спокойнее. — Видите на ней что-то вроде вороньего гнезда?..

Сама «кукушка» еще не успела разглядеть нас сквозь кроны деревьев.

— Ну, фашист, откуковался!..

Под аккомпанемент все того же дикого грохота, доносившегося из динамика, грянул выстрел, потом второй.

— Это я для гарантии, — пояснил Жадан.

Нашему удивлению не было конца, когда мы увидели, что фашист не свалился с дерева, не застрял на его сучьях, а повис на каком-то шнуре. Издалека казалось, что «кукушка» держится за стропы парашюта. Что за дьявольщина!..

Выбирая деревья погуще, чтобы не попасть на мушку какого-нибудь другого снайпера, мы приблизились к сосне и увидели подстреленного Жаданом фашиста. Он висел с петлей на шее, закрепленной одним концом где-то выше тех сучьев, на которых была оборудована площадка для стрельбы.

Сначала мы решили было, что это роковая случайность. Но, когда курсанты подстрелили еще двух «кукушек», стало ясно, что петля призвана была гарантировать гитлеровцев от попадания в плен.

Помнится, в те дни политработники, беседуя с бойцами, не раз ссылались на эти факты. Они говорили о жестокости фашистского командования, обрекавшего немецких солдат на неизбежную гибель.