Вера Фелисова - Все мои братья

Под огнем батальон понес некоторые потери. Помнится, на опушке леса я увидела лежавшего на земле курсанта. Он лежал, зажав в руках автомат и крепко зажмурив глаза. Можно было подумать, что человек прилег отдохнуть. Но я увидела возле, него кровь. Курсант был ранен в обе ноги. Он оставался в болезненном забытьи, пока я оттаскивала его поглубже в лес и делала ему перевязку. Потом раненый очнулся и назвал себя:

— Курсант Василий Гавриков…

Много лет спустя, встретясь в Ленинграде с полковником Василием Гавриковым, мы со всеми подробностями вспоминали этот эпизод и бой под Порожками.

Бой был трудным. Выбить фашистов из деревни удалось только на следующий день, когда к нам подошли подразделения стрелковой дивизии. Атаковать пришлось без артиллерийской подготовки. Батареи, которые должны были нас поддержать, застряли где-то в болотах.

Наступление началось во второй половине дня.

Наш командир принял невероятно отчаянное, как нам тогда показалось, но вполне оправдавшее себя решение. По его мнению, в условиях, когда на достаточную огневую поддержку мы не можем рассчитывать, есть смысл применить психическую атаку. И комбат применил ее.

Как это было сделано?

Сначала первая и вторая роты передвигались вперед по-пластунски. Нужно было по возможности теснее сблизиться с противником, не обнаруживая себя. Гитлеровцы заметили цепь курсантов, когда она была в шестидесяти — семидесяти метрах от опушки. Заметили и открыли минометный огонь. Однако первые их залпы не нанесли нашим подразделениям урона: мины провыли над головами курсантов и разорвались позади цепи.

Лейтенант Семин, понимая, что вражеские минометчики немедленно скорректируют огонь, поднял свою роту в рост. Примеру ее последовала первая рота. Курсанты быстрым шагом двигались вперед. Еще одна волна минометного огня осталась позади. Но теперь уже заговорили пулеметы, винтовки и автоматы противника. Падали убитые и раненые. Но цепь все шла и шла. Помнится, я с ужасом глядела на происходящее. Мне казалось, что курсанты идут на верную гибель. В страшном волнении я пыталась убедить в чем-то штабных командиров. Но меня никто не слушал — им было не до меня. Тогда я бросилась к комбату. Я подбежала к нему, но не посмела его потревожить. Он так пристально следил за атакой, что никого не замечал. Потом, уловив какой-то момент, Шорин непривычно тихим голосом подал команду третьей роте:

— Встать!.. За мной… Не стреляя — вперед!..

Новая цепь курсантов поднялась во весь рост и двинулась на позиции гитлеровцев. Враг хлестнул огнем и по ним. Напряжение этого непонятного для меня боя нарастало. И вдруг оно разрядилось. Произошло нечто удивительное: стрельба стала глохнуть! Отдельные огневые точки противника еще давали знать о себе, но палили они, видимо, наугад. Гитлеровцы паниковали. Многие из них уже бежали. Когда над полем боя прокатилось русское «ура», они побежали все. Курсанты ворвались в Порожки. Яростно и неудержимо гнали они врага. В панике покидая деревню и не в состоянии захватить с собой тяжелораненых, фашисты добивали их.

Потери в наших ротах были меньше, чем можно было ожидать. Но это были потери, болью отозвавшиеся в наших сердцах. Смертельно раненный, скончался командир первой роты лейтенант Дмитрий Григорьевич Бурнос. Погиб помощник начальника штаба лейтенант Василий Кузьмич Башкиров. Пали на поле боя курсанты Сергей Жегулев, Николай Сластенников, Иван Дребеднев, Иван Нахаев, Николай Данильев, Иван Гаран, Григорий Кузенев, Михаил Горб, Иван Косенков, Василий Труфакин, Иван Манчук, Алексей Ромицын, Петр Романенко, Федор Буданов, Иван Кулик, Константин Карасев, Филипп Гречко, Владимир Власенко, Исмаил Бураканов, Александр Краснов, Виктор Чернявский, Иван Заец, Сергей Румянцев, Дмитрий Баранов, Даниил Яшманов, Иван Кубасов, Иван Ананко, Михаил Корниенко, Степан Московец, Василий Кузнецов, Алексей Прохоров, Петр Кардышев, Никита Желудев, Сергей Шиганов, Николай Булдаков, Владислав Маров.

Раненых насчитывалось много больше. Среди них были командиры взводов лейтенанты Логинов, Степанов и Чередников.

Захватив Порожки, батальон не в силах был развить успех и преследовать противника. Фашисты примерно через час-полтора попытались выбить нас из деревни. После интенсивного артиллерийского обстрела они контратаковали позиции курсантов. Враг вводил в бой все новые и новые подразделения.

Один из вражеских танков вплотную подошел к Порожкам. Первыми же выстрелами он разбил и поджег нашу автомашину с патронами и гранатами. С риском для жизни курсанты пытались разгрузить ее. Им удалось снять с машины только несколько ящиков. Глухо трещали в огне патроны, взрывались гранаты. Подобравшийся к танку командир взвода лейтенант Бородачев удачно метнул в него гранату. С танка слетела гусеница. Экипаж усилил огонь и под его прикрытием попытался отремонтировать ходовую часть. Однако прежде чем это было сделано, курсанты Григорий Назаренко и Вадим Авакян подожгли его бутылками с горючей смесью. Последний выстрел вражеские танкисты сделали уже сквозь плясавшее на броне пламя.

— Когда я увидел это пламя, — рассказывал позже Вадим Авакян, — я был вне себя от радости. Почему-то вспомнилось начало войны. Вспомнилось, как мы покидали белорусский город Осиповичи, где учились на курсах младших лейтенантов. Никогда не забыть, с какой тоской глядели на нас местные жители — старики, женщины, дети. Мы поклялись тогда бить врага смертным боем. И вот сегодня…

Подобно Вадиму Авакяну, свой счет предъявили врагу и другие курсанты.

Мне довелось увидеть в Порожках множество убитых фашистских солдат и офицеров. И я невольно думала об их матерях, сестрах, женах, детях. И я невольно думала о всевозможных больших и малых «фюрерах» и «ляйтерах» гитлеровской Германии. Вот кого следовало бы заставить пройти по кровавым полям развязанной ими войны…

Для удержания Порожков мало было отваги и боевого умения курсантов. Нам нужна была реальная помощь подразделений стрелковой дивизии. Шорин сразу же установил связь с ее штабом. А пока суд да дело, наши командиры сумели сформировать из бойцов, сражавшихся на подступах к Порожкам, но, как тогда говорили, потерявших управление, роту, которая насчитывала человек сто пятьдесят. Командиром ее был назначен помощник начальника штаба батальона старший лейтенант Федор Петрович Харин. Рота красноармейцев хорошо помогла державшим оборону курсантам.

Для меня тот день памятен до сих пор. Все же быть санитаркой — нелегкое дело. Невидимая отметина остается на сердце, когда падает на землю раненый. И я знаю теперь, что с годами они, эти отметины, все чаще дают знать о себе.