Владимир Сергеев - Непредсказуемый Берестов

И все-таки куда интереснее — хроника! Сидя в темном кинозале, Женька ловил себя на том, что ищет в документальных кадрах среди множества командиров и бойцов знакомые лица. Да разве узнать в мимолетном появлении бело-серого изображения кого-то из них? Если б Еремеев — Женька узнал бы сразу…

Когда по радио стали говорить о партизанских группах и отрядах, Женька вспомнил того, в галстуке, и его товарищей. В кинохронике только два раза показывали партизан, но Женька никого из них не узнал.

И вот надо же! Маленькая заметка в газете: «Отряд Деда действует». «Семь эшелонов с немецкой техникой и пехотой — под откос, три железнодорожных моста — на воздух!»

— Мама, мама! — С горящими глазами Женька бросается к матери. — Мама! Это те, помнишь, те в лесу, что хлеб оставили и записку! Дед! Конечно! Записка так и была подписана: «Дед»!

— Вот видишь, — спокойно отвечает мать, — а ты говоришь «окруженцы»… Вон как воюют!

С газетой тут же были ознакомлены Витька и Юлька. Девочка вырезала заметку и наклеила в тетрадь, сказав, что теперь она будет хранительницей таких важных сообщений.

А на школьном дворе, на том самом, где Женька «гонял» своих соклассников, теперь занимались настоящие допризывники, будущие бойцы, молодые и пожилые. Они ходили строем, выполняли ружейные приемы, кололи соломенные чучела, ползали по-пластунски. Это был ВСЕВОБУЧ — всеобщее воинское обучение.

Само здание школы тоже пошло под учебные классы Всевобуча. Попасть внутрь здания было невозможно. Витька уже пытался. А Женька и пытаться не стал — знал, что ничего из этого не выйдет: часовой, хотя и не в военной форме, все равно — часовой, и винтовка у него в руках…

Винтовка! Слишком длинная, не скорострельная… А все идут и идут на фронт с этими винтовками новые и новые бойцы… А у немцев — короткие карабины, удобные автоматы…

Женька видел в газете фотографию девушки-снайпера. На ее винтовке длинный оптический прицел. Во! Это другое дело. Сиди и бей из укрытия по фашистам, «я тебя вижу, а ты меня нет». Для этого дела винтовка подходит.

И Женька опять поделился с матерью. Они сидели и пили чай с маленькими черными сухариками. Мать спросила:

— А ты наши автоматы видел?

— ППШ? Видел… Только больше на фотографиях.

— Скоро увидишь на улицах, у бойцов. Не успели до войны…

— Почему? — Вопрос был глупый, и Женька понял это.

Но мать ответила серьезно:

— Как тебе сказать?.. Многого не успели… Фашисты опередили нас. — Она помолчала. — Были и такие, что помогали им… у нас в стране…

— Это понятно! — Женька сразу вспомнил фильмы о шпионах и диверсантах.

— Погоди, все у нас будет, — убежденно сказала мать, — и побольше, чем у фрицев. Дай срок!

— А сколько каждый день убивают наших? Если подсчитать, мам, тысячи получаются… — Женька вдруг испугался своей же мысли. — Значит, каждую минуту…

— Каждую секунду, сынок. — Мать закрыла глаза и молча откинулась на спинку стула. — Давай-ка поговорим о школе, — устало сказала она.

— О школе? А что? Школа закрыта. Ребят нет. Учатся где-то.

— Ребята учатся в эвакуации, а ты здесь бьешь баклуши. Не скучно тебе ничего не делать?

Женька молчал. Можно подумать, что ему охота «ничего не делать». Конечно, сидеть в классе — не самое любимое Женькино занятие, но… Что же другое? Мать — человек решительный, и с ней шутки плохи. И отец сокрушался, что ему все некогда заняться сыном. Мать как-то сказала: «Отметки — еще не все, отметки — дело наживное. Выучил, не выучил. Важно, чтобы вырос человеком. А кем он будет, академиком или токарем, мне абсолютно все равно». Отец возмутился: «Так можно договориться до абсурда!..» Но мать стояла на своем. И Женька запомнил: главное, вырасти человеком!

Мать открыла глаза, провела по ним ладонью и сказала спокойно, без «декламации», как выражался отец:

— Боевые заслуги не дают права на безделье.

Наконец-то! Женька услышал то, что подсознательно хотел услышать — хотел прежде всего материнского признания его «человеческих заслуг», а потом, потом он будет делать то, что надо делать… Мать так и сказала:

— Не хочешь учиться, нет желания брать в руки книгу, учебник, бери лопату, иди на фабрику учеником… Делай наконец какое-нибудь дело! — И вдруг улыбнулась от пришедшей ей в голову мысли. — Представь себе, что кончилась война, мужчины вернулись домой и легли на диваны… Вся страна в диванах! На них лежат миллионы мужиков, пьют чай и бьют баклуши!

Оба, мать и сын, рассмеялись. Потом Женька сказал:

— А я все-таки пойду в военное училище! Пусть даже когда войны не будет… Как ты думаешь?..

— Это твое дело, — ответила мать и тут же добавила, усмехнувшись: — Но с десятью классами!

Женька признал свое поражение. Он пожал плечами и, твердо глядя в глаза матери, сказал:

— Да что я, сам не понимаю?..

— А большего я от тебя и не требую. Все. Как ты говоришь? Утро вечера мудреней. Иди спать. Я — на дежурство.

Вечером следующего дня, в бомбоубежище, Женька сказал Витьке:

— На работу надо устраиваться, Витек. Нечего баклуши бить, — сказал тоном, не вызывающим возражений, словно он по меньшей мере Витькин отец или другой какой взрослый дядя.

— Куда это? — Витькины глаза сразу стали круглыми.

— А что у нас поблизости?..

— Поблизости? — переспросил Витька, устремляя глаза в потолок, словно озирая таким образом всю районную округу. — На завод, что ли? — Но, сообразив, что сказал глупость, ибо никакого завода поблизости не было, стал загибать пальцы: — В Петроверигском гараж, в Колпачном пожарка, в Армянском шьют ватники, в Подколокольном прачечная, на Маросейке часовщик сидит, у Чистых магазины одни, в Ивановском, за церковью, деревяшки какие-то делают…

— Какие деревяшки?

— Чурки какие-то. Настругают и отправляют на грузовике…

— Завтра сходим, — твердо сказал Женька.

— Ага.

— Матери скажешь?

— А ее, считай, и дома-то нет. Они на казарменном. С Ленькой бабка сидит… — И вдруг Витька оживился. — А что! Я пойду! Вообще-то здорово! Будем рабочую карточку получать!

Во как! А Женька и не подумал… Он решил сменить тему.

— Чего с Юлькиной бабушкой будем делать?

— Носилки нужны. И носить… А так-то чего кудахтать вокруг нее? Скажи уж…

— Ладно. Проехали, — поспешил опередить друга Женька. — Завтра, как встанем, — в Ивановский…

Спустившись вниз по Старосадскому переулку, они обогнули старую замшелую церквушку и вошли в небольшой, аккуратно выметенный двор. Вдоль двора штабелями сложены длинные широкие доски. Человек с метлой, вовсе не похожий на дворника, подметал мелкую стружку, собирал ее со всего двора в одну большую светло-желтую горку. Заметив мальчиков, он окликнул их: