Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

После того как он поужинал, мать убрала посуду и удалилась в женскую половину. Там долго шептались они с Сабохат и Саодат. А мужчине не с кем шептаться. В доме теперь он один. И ему надлежит решать.

Арслан вытянулся На курпаче, подложив под голову подушку отца. Мысли путались. Вспомнилась Барчин, потом однокурсники Захиди и Бурхан, Которых он случайно встретил на улице. Хорошо, что при нем не было этих проклятых телпаков. Друзья стали было упрекать, что Арслан бросил учебу. Он сослался на то, что после смерти отца ему приходится зарабатывать на жизнь. Друзья умолкли, ему сочувствуя. Захиди спросил, где он работает. Арслан замялся, пришлось соврать. «На заводе, — сказал он. — На том самом заводе, где работал отец…» Ребята поверили. А каково ему, обманувшему их, своих друзей, которые принимают его за порядочного человека?..

Не в состоянии носить в сердце такой груз, он поделился с Кизил Махсумом.

— Наплюй на все! — сказал тот. — В наше время главное — деньги. Карман набит — тебя будут уважать. Карман пустой — да будь ты семи пядей во лбу, никто с тобой и знаться не захочет…

Разговор с Кизил Махсумом не облегчил страданий Арслана. Третьего дня, мучимый тяжелыми думами, Арслан брел понуро по улице, подняв воротник и натянув телпак на самые уши. И чуть не столкнулся носом к носу с Нишаном-ака.

— Как здоровье, братишка?

— Рахмат. Здоровы ли сами?

— Здоров, как конь!

— Всегда будьте таким.

— Понимаешь ли ты, почему я тебя здесь поджидаю? — начал объяснение Нишан-ака. — Много ли проку от глаз, если ум слеп, — так говорят в народе. Но ты смышленый парень… Я долго ждал, что ты придешь, постучишься ко мне в калитку и скажешь: «Салям, Нишан-ака, мне хочется распить с вами чайничек чаю. Сорок лет вы дружили с моим отцом. Когда здоровались за руку, ощущали мозоли на ладонях друг у друга. Вижу вас — будто бы вижу отца…» Нет, не дождался я этого. Может, потому, что в моем доме не каждый день варится плов с казы и я не задаю гапы?..

Арслан покраснел и еще ниже опустил голову.

— Ваш упрек справедлив, Нишан-ака. Я все понимаю…

— Это хорошо, если ты такой понятливый. Мне хочется серьезно поговорить с тобой. Где нам лучше встретиться?

— Можно у нас, можно у вас.

— Договорились. Приходи к нам. Выпьешь моего чайку, ты же знаешь, я умею по-особому его заваривать. Твой отец очень любил заваренный мною чай.

— Приду. А о чем будет разговор, Нишан-ака? — полюбопытствовал Арслан, смутно догадываясь, куда клонит приятель отца.

Нишан-ака в упор взглянул на Арслана и сказал:

— В складках твоей рубашки, кажется, завелись насекомые. Пришло время выстирать ее и прогладить каленым утюгом.

Арслану было известно, что этот человек мог иногда сказать что-нибудь дерзкое, кольнуть побольнее. Стерпел.

— Буду ждать тебя в воскресенье утром, — сказал Нишан-ака.

Они сухо простились.

Нишан-ака, ссыпав на ладонь щепотку зеленого чая, долго мял ее пальцами. Добавил несколько листочков мяты и лепестков розы, бросил эту смесь в большой фарфоровый чайник. Налив кипятку из только что принесенного чайдуша, завернул чайник в полотенце, чтобы настаивался. На дастархане лежали куски лепешки, сушеный урюк, кишмиш.

— Я хотел у тебя спросить: почему ты так изменился? — Нишан-ака, заметив, что его вопрос смутил гостя, покашлял в кулак, давая ему время собраться с мыслями и несколько успокоиться. Арслан молчал. Тогда он продолжил: — Отец ушел из жизни, и ты растерялся, как запоздалый путник на распутье? А ведь ты, дорогой, должен был серьезнее задуматься о своей дальнейшей судьбе…

— Вы о чем, Нишан-ака?

— А о том, что не делом ты занимаешься! — вспылил Нишан-ака. Вены на его висках набухли, он побагровел. — Раньше вон каким джигитом был! Отец тобой гордился. И учился, и на строительство водохранилища ездил. А теперь? Хоть интересуешься тем, как продвигаются дела на стройке, где ты одним из первых вогнал свой кетмень в землю?.. Нет, не интересуешься. И за газетами не следишь. А надо бы. Иначе ты бы знал, что время нынче тяжелое. В Германии вон фашисты к власти пришли. Испания в огне. Наши лучшие парни отправляются туда, чтобы помочь испанцам отстоять республику… А мы телпаки будем продавать на базаре? Пусть кто-то жизни своей не щадит, отстаивая на земле свободу, а мы будем карманы деньгами набивать?..

Арслан резко вскинул голову. Он был бледен. Глаза его неприязненно сверкнули. Нишан-ака, стараясь успокоиться, выдержал его взгляд. Он машинально поглаживал ус, который дергался не переставая.

— Что вы от меня хотите? — глухим голосом спросил Арслан, всеми силами стараясь подавить в себе гнев.

— Я хочу, чтобы ты был тем, кто ты есть! — произнес Нишан-ака несколько потеплевшим голосом. — В тебе течет кровь дегрезов. И ты в трудный для страны час должен отдать ей свои силы… Не ровен час фашистский падишах захочет вонзить зубы нам в бок. По-твоему, мы голыми руками сможем задушить эту бешеную собаку?! Как бы не так. Нам сейчас нужны сталь, чугун. Много металла! Нужны машины. На заводе мы работаем один за троих, не хватает рабочих рук, а ты?..

Арслан не искал слов, чтобы возразить. Знал, что отец сказал бы то же самое. А отец никогда не советовал худого и не терпел возражений. Но ему хотелось хоть чем-то оправдать себя, чтобы этот близкий ему человек не думал о нем плохо. Не поднимая головы, он произнес:

— Я должен был Кизил Махсуму крупную сумму, а возвратить вовремя не смог. Он сказал: «Отработай у меня малость и будем квиты». С этого и пошло… Мама пожилая, сестра не устроена, сами знаете, тяжело…

— Знаю, дорогой Арслан, как не знать. Вот и хочу тебе помочь. Не жить же тебе век, от людских глаз прячась, — сказал Нишан-ака, подобрев.

Он стал разливать свой знаменитый чай. Некоторое время сидели молча, услаждая себя терпким янтарно-желтым напитком. Потом Нишан-ака сказал как о давно решенном:

— Вот что, Арслан. Завтра понедельник. С утра буду ждать тебя у проходной. Всмотрись в наш завод, в людей. И подумай.

Арслан кивнул.

«Как бы не раздумал!» — с тревогой думал Нишан-ака и вглядывался в рабочих, проходивших мимо. Некоторые подходили, здоровались с ним за руку и интересовались, что это он стоит здесь, у проходной. «Жду одного товарища», — отвечал он.

Арслан появился за несколько минут до начала смены. Нишан-ака хлопнул его по плечу, улыбнулся.

В литейном цехе они разыскали Матвеева.

— А, сын дегреза, здравствуй! — обрадовался тот.

— Вот, пришел, — сказал Нишан-ака, кивнув на Арслана. — Хочет увидеть место, на котором отец работал.

— Не только увидеть, — проговорил Арслан, краснея.

Он вынул из кармана сложенную вчетверо бумажку, протянул Матвееву. Тот развернул, лицо его озарилось улыбкой, от удовольствия он даже покрутил кончик правого уса.