Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Последние слова Нургалиева почему-то вызвали смех у его жены.

— Кто вам может помешать?

— Врагов слишком много у нас завелось. Справа японцы, слева немцы. Покоя нет у них, что мы крепнем, на ноги становимся. Знают: если поднимемся во весь рост, не дотянуться им, не сбить нас наземь. Вот и точат зубы, на нас глядя. Нам только бы сил набраться! А вот каждый такой парень, приходящий на завод, приобщает к нашей силе свою силу. И мы крепнем час от часу. Нас становится все больше и больше.

Арслан слушал молча, и его постепенно наполняла гордость, что и он представляет частичку общей силы. Его труд, оказывается, нужен стране. Месяцем раньше он и представить себе не мог, что один человек может играть такую огромную роль в жизни целой страны. В нем жила уверенность, что человек трудится лишь для того, чтобы всегда быть сытым, одетым, что каждый устраивается, как может, но всегда ищет от дела побольше выгоды. Чем больше заработок, тем больше, значит, повезло человеку. Но, оказывается, не это самое главное. До сих пор он копошился в своем маленьком затхлом мирке, тогда как настоящая-то жизнь проходила мимо. Вдруг опять перед ним предстала Барчин, и он ясно увидел ее насмешливую улыбку, ее глаза.

Арслан вздрогнул, как от удара, мотнул головой, возвращаясь к действительности.

— Шавкат, эй, Шавкат, гостю надоела твоя выспренняя речь! — ласково обратилась к мужу Марзия.

— Нет, нет, ну что вы!.. — запротестовал Арслан, испугавшись, что Нургалиев может ей поверить.

А тот продолжал, будто и не слышал ее слов:

— Мы называем себя Сельмаш. Мы делаем сельскохозяйственные машины. Чем больше мы будем выпускать этих машин, тем легче дехканину будет работать. Мы ни на минуту не должны забывать, что мы у него, у дехканина, в долгу. Мы сыты благодаря дехканину. Машинами же мы все еще его полностью не обеспечили. А он ждет тракторов, копает арыки, каналы кетменем и ждет экскаваторов, сеет вручную и ждет сеялок, собирает хлопок руками и ждет комбайнов! Мы не должны забывать об этом ни на минуту. Выходит, урожай хлеба, хлопка тоже от нас зависит. Чем лучше мы будем трудиться на своем заводе, тем легче станет работать дехканину в поле и тем больше земля родит хлопка, хлеба…

Марзия поставила на стол самовар, налила в чашки чаю. Мохинурбону придвинула к гостю вазу с вишневым вареньем, положила в блюдечко чак-чак.

— Пейте чай. Вы угощайтесь и слушайте. А то мой зять, кажется, собирается угощать вас одними словами.

Нургалиев отмахнулся, не взглянув в ее сторону.

— Твой отец любил приводить пример с пчелами, — сказал он. — Если у пчел в улье становится слишком много трутней, они не успевают насобирать меда. Трутни не работают, а все пожирают. Тогда рабочие пчелы отрывают головы этим паразитам, вот так-то! А среди нас еще немало подобных паразитов.

Еще долго продолжалось дружеское застолье. Потом Арслан в свою очередь пригласил к себе в гости Нургалиева с женой и тещей. Попрощавшись, он покинул их гостеприимный дом.

Он шел задумавшись. В ушах все еще звучал голос Нургалиева. Арслан припоминал слова Кизил Махсума: «В жизни главное — деньги. Нет денег — и ты гроша ломаного не стоишь». Арслан сейчас не может похвастать богатством, а вон с каким уважением говорил о нем мастер. Он даже сказал, что не будь на заводе его, Арслана, они бы стали слабее.

Арслан доехал на трамвае до Хадры и зашагал по узким улочкам старого города. Было морозно, снег хрустел под ногами. Небо с вечера затянули тучи. Спряталась луна. Однако белые стены домов и белая дорога, засыпанная снегом, не давали властвовать тьме. Арслан хорошо различал протоптанную стежку.

Свернув, Арслан вступил в свою махаллю. Впереди мелькнул слабый огонек. Он мерно покачивался, приближаясь. Арслан догадался, что кто-то идет с фонарем. Человек приблизился и, подняв ручной фонарь, осветил лицо Арслана.

— Ия, родившийся в рубашке, откуда идешь?

Арслан узнал голос Мусавата Кари. Надо же, легок на помине!

— Салям алейкум! — поздоровался Арслан. — Был в гостях, Кари-ака.

— Ваалейкум ассалям! Слышал, что ты поступил на завод. Правда это?

— Правда.

— А мы с твоим Махсумом-ака только что говорили о тебе. Переживает он за тебя. Говорит: «Такой джигит, а себя ни в грош не ставит». Ты же можешь жить припеваючи, как хан! У тебя такие способности! Если как следует заняться делом…

— Вы имеете в виду торгашеские дела? Разве же это достойно человека, уважающего себя?

Мусават Кари не ожидал услышать такое, опешил.

— А вы не заноситесь, молодой человек. Спуститесь хотя бы на четыре вершка!

— Ни на вершок не спущусь, Кари-ака.

— Не плюй в колодец, пригодится воды напиться, дорогой мой Арслан.

— Решение мое твердо. Я стал рабочим. Таково было завещание моего отца. Завещание же отца для меня священно.

Среди ночной тьмы Арслан не видел, а скорее почувствовал, что Мусават Кари хмуро смотрит на него. Минуту они молча стояли друг против друга. Потом Мусават Кари, не произнеся более ни слова, зашагал прочь. И Арслан отправился своей дорогой. То, что этот человек даже не попрощался, вселило некоторую тревогу. Арслану было известно, сколь коварен этот человек. Он мстит всякому, кто не угоден ему. Впрочем, что он может сделать Арслану? Сплетнями и клеветой испортить репутацию? Есть старая пословица, которую отец любил повторять: «Не бойся кривой тени, если прямо стоишь». Чего ему, Арслану, опасаться? У вагранок сгорит всякая приставшая к нему шелуха.

Старшему брату Нишана-ака Эсану-бува исполнилось восемьдесят четыре года. Борода у него и волосы белые, как хлопок. Необыкновенно добрый от природы человек, он особенно ласков к детям. Эсан-бува отличается своеобразной, какой-то красивой старостью. Он уважаем всеми, на празднества и обряды приглашается, как самый почитаемый гость. Необычайно проницателен и мудр Эсан-бува, и многие махаллинцы идут к нему за советом. Умер ли кто, родился ли у кого ребенок, первым на обряд приглашают его. Не раз он, прочтя молитву, нашептывал младенцу на ухо его имя. И не счесть в махалле людей, которым он дал имя.

Не уподобляется Эсан-бува иным старикам, которые брюзжат, сетуя на нынешнюю молодежь за то, что она забыла аллаха. Он аккуратен в исполнении правил шариата, к молитвам приученный с детства, вовремя совершает намаз, но никогда не разглагольствует перед молодыми о святости шариата. А следует ему по той причине, что частенько уж думает: недолго осталось жить и, кто знает, может, придется предстать пред судом аллаха.

Ребятишки, внуки и правнуки, завидев его, точно только что оперившиеся птенчики, устремляются к нему, толпятся вокруг, и каждый хочет, чтобы дед поднял его разок. И тогда счастливчик, болтая ногами, радостно смеется. А потом Эсан-бува достает из глубокого кармана специально припасенные карамельки и раздает их детям.